бы со мной была дама, я бы заметил.
– Та, что сняла трубку.
– Это не дама. Это Аннегрет, она мне помогает.
– В каком смысле?
– Я же вам написал, что никаких интервью сейчас не даю, оставьте вы эти ваши вопросы.
– Я хотела бы с вами встретиться.
– Исключено.
– Мне нужно поговорить с вами лично.
– Боже упаси!
Две недели назад она отправила ему письменный запрос на интервью. В ответ – пришлите мне фото, мне же нужно знать, с кем я имею дело. Теперь ей стыдно вспоминать об этом, но тогда ей это польстило – она приняла такое требование за интерес к своей персоне и в тот же день выслала ему фотографию. О чем почти сразу же пожалела. Он подумал и решил, что в обозримом будущем интервью давать не будет, написал он ей. Оправившись от удара под дых до состояния, когда хотя бы не трясутся губы, она схватилась за телефонную трубку.
Она опускает солнцезащитный козырек и нажимает на газ. Кругом стригут растительность: тут садовники еще трудятся на своих стремянках, там уже оставили после себя обстриженные кусты и деревья. На полях еще лежат остатки снега, но земля все равно уже чуть проваливается под ногами крестьянина, который стоит посреди поля и смотрит в небо, – домой он придет с грязью на ботинках. Она сигналит, он отводит взгляд от неба и оборачивается, и она, проносясь мимо, машет ему рукой. В зеркале заднего вида она замечает, как он провожает ее взглядом.
– Почему вы живете на природе?
– Я живу в помещении. – Он встает, снова наполняет свой бокал и оглядывает комнату.
– Вы знакомы с соседями?
– Вы первый критик, которого я пустил в дом.
– Я не критик.
– Критики – совершенно бессовестный народ. Каждый критик написал роман, который он случайно взял с собой и хочет мне навязать.
– Спасибо, у меня уже есть издатель.
– Браво. Что и требовалось. И где издаются ваши произведения?
– Вообще-то это я должна задавать вам вопросы.
– Нет у меня соседей, я их не знаю.
– А я одного видела по дороге, я даже его поприветствовала.
– О чем вы хотите поговорить?
– О вас. Начнем с ваших последних стихов.
– Боже упаси!
– Это ваша любимая фраза?
Он озадачен.
Она ждет уже тридцать две минуты. Он сказал, что ему нужно выйти. Минутная стрелка за толстым выпуклым стеклом напольных часов показывала половину часа. Теперь уже две минуты часа следующего. «Мне нужно выйти», – записала она и за это время успела заштриховать все тринадцать букв жирными линиями. Со своего места на диване она в который раз оглядывает комнату. Обстановка не говорит о нем ровным счетом ничего. Мебель всем своим видом показывает, что она здесь случайно, что ее кое-как впихнули, но никто не вложил в интерьер хоть какую-то мысль. Картин нет, если не считать азиатского иероглифа без рамки, висящего на гвозде рядом с напольными часами, на уровне глаз десятилетнего
