одноместной палате меня возложили, как венок на могилу павших героев. Не на железную казарменную койку с солдатским суконным одеялом, – на парадное ложе в стиле Луи Обез главленного, бело-золотое и в завитушках. Меня осенял резной балдахин с шёлковым пологом, с фигуркой плешивого Великого Кормчего и страусовыми перьями наверху.
Вокруг на рокайльных гнутых ножках хрустально-фарфоровые капельницы и аппарат искусственного дыхания, инкрустированный драгоценными камнями. На стенах шедевры знаменитых художников «Битва красногвардейских лапифов с белокентаврами» и «Парис вручает яблоко с надписью “Прекраснейшей” Идее марксизма-ленинизма».
И во встроенной провизорской – все существующие средства омоложения и бессмертия: китайский женьшень в смеси с борьбой за дело коммунистической партии, акулий плавник пополам с жертвами ради грядущих поколений, настойка селезёнки летучей мыши на правильной идеологической позиции и сушёный крысиный след, совмещённый со следом в истории человечества.
Тут уж я быстро пошла на поправку.
Рядом с ложем поставили платиновую раскладушку, и Мигель на ней поселился. Он так ни разу никуда из моей палаты и не вышел, и спал, и ел, и брился рядом со мной. Несмотря на обилие дипломированных и приторно-заботливых холопей, князь никому меня не доверил, а ухаживал за мной сам: и клизмы ставил, и уколы колол, и промывал пролежни, и кормил из судка для лежачих, и грязные простыни менял. И всё это сначала в инвалидном кресле, потом на костылях, а потом уже с палкой, без которой князь никогда больше не сможет обходиться.
Меня это тогда не насторожило, но со временем я поняла, что безграничное самопожертвование – и есть главный недостаток Мигеля.
Князь всё готов был для тебя сделать и всего себя тебе отдать, с потрохами, до последнего волоса, до дна.
Но повелитель и от тебя того же жаждал. И не просто ждал, не только требовал.
Сдирал вместе с кожей. Вырывал с мясом. Сердце выдавливал вон.
В Собор записей актов братского состояния, на товарищеское венчание, меня везли прямо из больницы.
Свадебный кортеж открывал Мигель Багрянородный, в пурпурово-горностаевой мантии и с присоединённым аппаратом «искусственная почка». Всё это великолепие несли за магнатом двенадцать пажей в красных галстуках, в малиновых бархатных беретах и с артековским горном.
Меня волок на носилках почётный караул из двенадцати секретарей горкомов. На мне было платье, затканное золотыми колосьями и коленвалами. На голове у меня была диадема с бриллиантовыми серпом и молотом. На шее – рубиновый барабан с хрустальными палочками, а вместо свадебной фаты меня окутало алое знамя революции. За нами ветераны гражданской войны в рыцарских латах, перепоясанных пулемётными лентами, с пышными плюмажами на бескозырках. Кавалеры орденов Трудового Красного Бунчука, Жемчужного Арапника и Виртуального Пряника. Тамплиеры – победители соцсоревнований с почётными грамотами и шашками наголо.
На свадебной карете спереди был привязан бюст дважды Героя Соцтруда. А сам экипаж был увит плащ-палатками,
