Для начала он повел ее в любимую пышечную, и ей было самой противно наблюдать за деланно веселой и беззаботной Настей, но Сашка был не дурак, видел все… Настасья стала другой.
– Странный он человек, – сказал Сашка, отпивая молочно-кофейную бурду.
– Кто он?
– Перестань, Насть. Ты знаешь, о ком я.
– Почему странный?
– Как тебе объяснить? Здоровый, веселый мужик, нахальный, современный, без комплексов. Но вот глаза…
– А что глаза?
– Ты быстро спросила. Почему ты так быстро спросила? Впрочем, ладно. Глаза у него странные. Будто в них затаился какой-то недуг, может быть, еще и ему самому неведомый, но он уже потихоньку точит, как червь.
– Какой еще недуг?
– Что, испугалась? А может быть, мне показалось.
– Тебе показалось.
– Из таких оптимистов со временем получаются жуткие ипохондрики.
– Ипохондрики – это кто?
– Типчики такие. Ненормальные – жуть. У них в душе – беспросветная ночь, хоть глаза выколи. И оттого свет белый видеть невмоготу. Весь мир готовы разорвать. Злыдни, одним словом.
– Сам ты злыдень. Сам ипохондрик.
– Слушай, Насть, а че ты его защищаешь? У тебя что-нибудь с ним было?
– Дурак ты!
– А больше сказать нечего?
– Ты, никак, ревнуешь?
– Тю-ю-ю! Было бы к кому. А если ты в него, того, втюрилась, то и бог с тобой. Намаешься с ним, вспомнишь Санечку… Думаешь, я не вижу? Глаза мажешь, тряпки меняешь… Не слепой, все вижу… Только нечего в прятки играть. Сказала бы честно.
– Сань, да ты что? – Настя хотела потрепать ему волосы. Сашка резко отшатнулся.
– Иди ты! Побереги свои ласки для него! – Бросил на стол деньги и вышел из пышечной.
– Ну вот и все, – подумала она и не понимала еще – рада она тому, что так легко кончилось или нет. Тем не менее, она спокойно доела пышки, расплатилась и пошла на остановку.
И только когда Анастасия вышла из автобуса у своего дома, ей стало грустно. Она шла через заброшенный яблоневый сад и вдруг ощутила себя такой же брошенной. Сашка, ее милый Сашка, ее вечный Санчо Панса еще со школьной скамьи, покинул ее. А ведь видел-то он Германа всего один раз на вечеринке в честь ее дня рождения, и, поди ж ты, понял все, хотя тогда еще между Германом и ею ничего не было. Так, взаимная симпатия.
А вот курить Юльке врачами было категорически запрещено, но она брала сигарету всякий раз, когда Герман уходил на работу. А с недавних пор особенно жадно затягивалась, чтобы унять боль. О том, что у Германа появилась другая женщина, догадалась сразу. Муж никогда ничего от нее не умел скрыть. Тем более, сейчас, когда болезнь вынудила ее уйти с работы, она видела, как неузнаваемо он изменился. Дело не только в поздних задержках на работе, просто в самом его поведении, в отсутствующем взгляде, забывчивости, вдруг в нем проявившейся. Даже уходя на работу, он не всегда
