равно никак не поддавалась. Я дергала и дергала безрезультатно.
– Наверное, ссохлась от времени, – подумалось мне.
Подергала ее еще какое-то время, побила плечом и бросила это бесполезное занятие, посмотрела внимательно на дверь и подумала. – Почему, когда тебе говорят, что в какое-то место лучше не заходить, или с каким-то человеком лучше не иметь дела, ты начинаешь делать все с точностью до наоборот? Причем, это начинает тебя так интересовать и интриговать настолько, что нет сил сопротивляться. Хотя точно знаешь, если бы тебе не указали, ты бы не удостоил это ни вниманием, ни взглядом. Сказку о Синей Бороде читают всем девочкам, и ни одна из нас не следует вынесенному уроку в жизни.
Вздохнув, я стала спускаться вниз, и только подумала, что в такой темноте не долго и упасть, как нога подвернулась, и я сосчитала последние пять ступенек спиной. Локоть моментально заныл.
– В следующий раз непременно возьму фонарик или свечку, – тут же мелькнула мысль.
Что следующему разу быть, я не сомневалась. Меня заботило только одно, как открыть дверь? Я снова спустилась вниз, позавтракала и вышла на улицу, одевая солнечные очки.
3
Солнце уже пекло, хотя было всего десять. Шла я медленно. Леонардо ждал меня в своей мастерской только к полудню, спешить было не к кому. Мне требовалось пропитаться новыми впечатлениями, чтобы забыться, и я находила их в зданиях Венеции, в его воздухе, в атмосфере. Шла по улочкам, мимо церквей, смотрела на небо, светившееся насыщенной лазурью, позволяла солнцу согревать кожу, и уноситься всем плохим мыслям из головы. Вода в каналах поблескивала как богатая сеньора драгоценностями, играла маленькими волнами. Они подпрыгивали то в одном месте, то в другом. Все жило и дышало летом и светом, а главное, радостью. Я добрела до площади и присела на лавочку. А усевшись, задумалась. Смотрела на церковь Santa Maria dei Miracoli и вспоминала себя несколько лет назад. Я так же сидела внутри, и меня трясло мелкой дрожью от душевной и физической боли, которую мне безжалостно причинили. Как я ненавидела саму себя, за то, что со мной сделали, как тщетно пыталась тогда заставить себя не думать, не вспоминать, а слезы градом текли по щекам. Какой разбитой и униженной я тогда ощущала себя. Как заламывала холодные руки и сдерживалась, чтобы не разреветься белугой! Как сидела с красными от слез глазами, глядя на алтарь, и не было никакой возможности освободиться от черных мыслей. Мне тогда это место казалось склепом: разноцветный мрамор, придающий месту основательность, делающий интерьер похожим на драгоценную камею какой-нибудь красотки, мне казался слишком тяжеловесным, давящим, как гробовая плита, роскошно исполненный арковидный потолок не позволял увидеть ни лучика голубого неба и угнетал, словно над тобой висит пол, заставлял еще больше верить в то, что я в аду, и мне не выбраться. Свет, льющийся из окон, был неестественно ясен, даже пошловат, в моих
