строчка порой внедряется в творческие изыскания нескольких авторов, сшивая тем самым абсолютно разные времена и пространства.
В сонетном замке СШ-2 Чайковский первым применил рифму «вновь – кровь» (Гербель в тех же строках срифмовал «любовь» и «кровь») и с тех пор она слоняется от одного переводчика к другому.
Чайковский:
Так, стариком ты станешь юным вновь,
Когда в другом твоя зардеет кровь, —
Маршак:
Пускай с годами стынущая кровь
В наследнике твоем пылает вновь!
Финкель:
С ним в старости помолодеешь вновь,
Согреешь остывающую кровь.
Ивановский:
Ты мог бы в старости родиться вновь
И видеть, как твоя играет кровь.
Николаев:
И юным ты себя увидишь вновь,
И оживишь остуженную кровь.
Бадыгов:
Себя в нем молодым увидев вновь,
Почувствуешь ты, как теплеет кровь.
Справедливости ради надо отметить: Финкель поэтом себя не считал, при жизни свои ПСШ не публиковал, оставив их в своем архиве, – исключительный образчик творческой скромности! Но другие-то публикуют.
Переводчик Козаровецкий, чьи подвижнические труды на ниве С мы только-только начинаем осваивать, сочинил для СШ-2 следующее заключительное двустишие, являющееся по сути дела модернизацией гербелевского:
Кровиночка твоя согреет кров,
Когда тебя уже не греет кровь.
Данная версия отзывает некоторой русской народной (фольклорной) игривостью, каковой, конечно же, нет и не могло быть в оригинале. Кроме того здесь неясно, чей кров согреет «кровиночка твоя» (см. главу о местоимениях).
Всплывают варианты, судя по которым, переводчики принялись заимствовать находки не только у Маршака и Финкеля, но и друг у друга. Следующие финальные двустишия из того же СШ-2 было обнаружены нами в переводах Тарзаевой, Шаракшанэ и А. Заболотникова, но точно установить, кто у кого перенял рифму «холод – (не) молод», по вполне понятным причинам, не представляется возможным:
Тарзаева:
Взыгравши в жилах, кровь разгонит холод.
Уже старик, ты будешь снова молод.
Шаракшанэ:
Как будто ты, старик, стал снова молод,
И кровь твоя горит – когда в ней холод.
Заболотников:
Успех узнаешь вновь ты, став немолод,
Крови теплом согретый в самый холод.
Что говорить об этих безвестных тружениках сонетного дела, если даже именитые авторы не стесняются, мягко говоря, не быть оригинальными. Вот что нам удалось выявить, например, в СШ-28:
Ивановский:
Но что ни день, тоска моя длиннее,
И ночь от ночи боль моя сильнее.
Микушевич:
Но что
