Рейсс сделал фотографические снимки в натуральную величину с целого ряда рукописей, написанных рукой завещателя. Вырезав из них соответствующие буквы и слоги, он составил при помощи них текст духовного завещания, который, в свою очередь, вновь сфотографировал. Сличив затем составленное им таким способом завещание с заподозренным в подложности, Рейсс пришел к убеждению, что таковое не могло быть написано рукой завещателя: независимо от разницы в начертании отдельных букв общее построение оказалось совершенно иным. В то время как заподозренное духовное завещание представляло из себя довольно широкий и короткий столбец, составленное Рейссом, наоборот, узкий и длинный.
Графология в литературном творчестве
Как наука графология сформировалась в XIX в. Интерес к графологии долгие годы был всеобщим. Многие отдали ей дань – Чарльз Дарвин, Александр Гумбольдт, Вильям Шекспир, Жорж Санд, Вальтер Скотт, Эдгар По, Владимир Соловьев, Антон Чехов. Почерк непосредственно связан со всем существом человека, с условиями его жизни, работы, с его нервной системой, поэтому наша манера писать носит на себе такую же несомненную материальную печать индивидуальности, как и все, с чем нам приходится соприкасаться.
Поэтому вопросы практического применения графологических характеристик интересовали и многих известных писателей. Взгляд на почерк как на проявление индивидуальности личности широко распространен в художественной литературе. Наиболее яркие страницы, посвященные анализу почерка, написаны такими выдающимися писателями, как Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский и А. Конан Дойл. Н. С. Лесков упоминал о «“не щегольском” почерке, каким пишут на Руси грамотные самоучки», А. В. Сухово-Кобылин в «Свадьбе Кречинского» наделял купца Щебнева «хамским» почерком, И. С. Тургенев дал образную оценку почерка Фета как «поэтически-безалаберного и кидающегося с пятого этажа».
Стефан Цвейг произнес однажды взволнованную речь «О смысле и красоте рукописей», в которой, в частности, сказал: «Рукописи, уступая картинам и книгам по внешней красоте и привлекательности, все же имеют перед ними одно несравнимое преимущество: они правдивы. Человек может солгать, притвориться, отречься, портрет может его изменить и сделать красивее, может лгать книга, письмо. Но в одном все же человек неотделим от своей истинной сущности – в почерке. Почерк выдаст человека, хочет он этого или нет. Почерк неповторим, как и сам человек, и иной раз проговаривается в том, о чем человек умалчивает… Самое существенное в человеке, как бы квинтэссенция его личности, все же передается в нем, как в крохотной миниатюре».
Описания индивидуальных особенностей почерка в литературных произведениях приводятся не случайно. «Писатель, по крайней мере до наступления эры пишущих машинок, был одновременно и старательным писцом собственных сочинений, и поэтому психологическое вживание в мир букв ему профессионально не чуждо», – отмечал М. П. Эпштейн. Приведу выдержки из некоторых
