человека, насколько он опасен, жесток и недальновиден. Убивали из-за еды, конечно. К ней можно было просто подойти на лодке, отрезать кусок мяса и спокойно отплыть, оставив истекающее животное умирать. Так иногда и делали. Из-за больших размеров своих страдала.
На катере воцарилось глубокое молчание, прерванное губернатором.
– Вот очередной пример нашего безрассудного и расточительного к природе отношения. Так же и Камчатку жестокосердно рвут.
– Кто рвёт? Почему рвет? – озадаченно спросил Родунген, протирая пенсне.
– Кто, кто… Да кто ни попадя!.. А то вы не знаете, Василий Осипович? – с досадой проговорил Николай Владимирович и пошел в нижнее помещение. Остановился на нижней ступеньке, поднял лицо и все-таки сказал, хлестнув перчаткой по поручню. – Враги отечества рвут!
На палубе воцарилась тишина. Все поняли, кого имел в виду губернатор, но промолчали. Мотор негромко фыркал где-то внизу под кормой. Уже приближалась городская пристань на сваях, все пассажиры сосредоточились на правом борту для высадки, когда Королевич вдруг сказал:
– Между прочим, во Владивосток через две недели приезжает известная французская певичка Рашель…Рашель…как её?
– Бутон?! – изменилась в лице Софья Михайловна. – Сама Бутон?
– Собственной персоной. Гастролировала в Харбине, милостивые государи, в Хабаровске, нынче во Владивостоке и обратно ай-люлю! – в Америку, а оттель в Парижик!
– Как в Америку? – растерянно сказала губернаторша. – А к нам?
– Рылом не вышли, да-с, – брякнул Королевич, сразу спохватился и поправился. – То есть, я не про вас, Софья Михайловна.
Извинение вышло еще хуже. Багиров рядом радостно осклабился.
– Я в том смысле, что гонорар больно высок. Парижская штучка!
Шумилин первый ступил на трап, подал Софье Михайловне руку и весело сказал:
– Зато у них, лягушатников, киты на берег не выбрасываются – в Париже!
– Очень остроумно и гумно, – опять процедил бывший инженер.
Кто-то прыснул от смеха, громче всех вдогонку Елена Петровна.
В стоячем шкапе на пристани раздавался мощный храп казака Понтрягина, охранявшего таким образом Камчатку от вражеского нападения.
По возвращении в дом Павел Михайлович пришел в изумление. Даже усы его, всегда тщательно расчесанные, встали дыбом.
Все вещи в комнате валялись разбросанные повсюду, ящички в комоде выдвинуты, книги, бумаги сброшены со стола, даже киот висел на одном гвозде, сорванный со своего места.
– Да что же это такое у нас творится?! – возопил денщик Белугин. Пятидесятилетний казак, родом из Усть-Камчатска, он сызмальства такого не видел, чтобы кто в чужом дому такое безобразие вытворял.
– Ничего не трогай, дай посмотреть, – Клочков осторожно, стараясь не наступать на вещи, начал осмотр комнаты в поисках хоть каких-нибудь следов.
