мою девичиюСгубили-били-били-били.
Я ботинки так люблю,
Я ботинки так люблю,
На ночь я их даже не снима-ю!
– Спи, голубь мой, постарайся заснуть.
Софья Михайловна облегченно выдохнула, закрыла глаза и горестно прошептала:
– Значит, все-таки убили… За что, Господи Всемогущий, Пресвятая Параскева Пятница?
Невыспавшийся, злой и голодный, только чаю хлебнул, Павел Михайлович поспешил с денщиком Белугиным на берег. Обыкновенно носил за ним портфель Кузьмич, но сегодня чиновник особых поручений держал его самостоятельно, потому что в нём лежала карта государственного значения.
Вообще-то в городскую акваторию редко заходили киты, но случалось, что и касатки стаей гуляли вдоль берега, и морские львы заплывали отдохнуть в мягких и спокойных водах бухты.
Солнце стояло высоко, и берег полуострова казался с борта катера каким-то тропическим раем. Буйная свежая и яркая растительность закрывала сопки с головой. Наверху притаился туман с океана, готовый в любой момент обрушиться вниз. Берег противоположной стороны в дымке не виден, поэтому сопки и вулканы словно выплывали ниоткуда, из какой-то тайской сказки.
Клочков никак не мог привыкнуть к тому, что цвета здешнего края постоянно менялись по погоде – на дню по нескольку раз. Как в детском волшебном калейдоскопе. Встряхнешь его, и рисунок меняется на неузнаваемый. Лазурный и прозрачный над розовыми сопками небосвод на глазах становился глубоким синим с фиолетовыми облаками, и глаз не успевал привыкнуть к этому блеску, как всё враз затягивало тяжелым свинцом с белеющей кромкой горизонта.
На носу катера стоял Отец Дорофей, молодой иеромонах камчатской епархии и вслух декламировал собственные стихи.
Город под сенью вулканов,
Гул океанских штормов,
Белые крылья орланов
Средь белизны облаков.
Первоверховных
Апостол
Благословенный покров
И златоглавые храмы
На стыках вселенских ветров.
– С праздником, Павел Михайлович!
Ротмистр понял, что сегодня очередной церковный праздник, не вспомнил какой, но ответил улыбкой. Он чувствовал душевное расположение к нему. При всем том, что Отец Дорофей всем сердцем любил этот Богом забытый край, но климат его капризный ему не подходил. Он часто болел простудными заболеваниями и просился у владыки Нестора благословить его в южные широты на горькие миссионерские хлеба.
Когда они на самодельном катере, сделанном из баржи, добрались до места, вокруг кита уже кипела работа. Кит в длину двенадцать саженей поражал воображение своими размерами.
– Экая безобразная туша, а, Павел Михайлович? – воскликнула Софья Михайловна, едва сошли на берег.
Всё тело кита было покрыто короткой серой щетиной, которая лосниласъ от проникавшего через тонкую кожу жира. С помощью городового Матвеева, галантно подавшего ей руку, губернаторша поднялась с хвоста,
