и любили» – тоже вранье. Точно так же «ждали и любили», только в других компаниях, с другими мужчинами, и не только мужчинами.
Во вранье вокруг Стаса Воронина жили все. Так ему казалось во всяком случае. И от всей той лжи, в которой кувыркались его друзья, сослуживцы, ему казалось, что и его Инга совсем не святая. А уж братик ее финский и тем паче! Знает Стас, зачем он с завидной регулярностью катается каждый месяц в Питер! Наверняка, отрывается тут после своей пресной семейной житухи в благополучной Финляндии…
Вот так он себя успокоил, да и зажил потихоньку одиноко в загородном доме тестя, из которого не спешил выезжать. Свою личную жизнь Стас Воронин от греха подальше проживал отныне в саунах и на рабочем месте. «Береженого Бог бережет!» – рассудил он, решив не рисковать лишний раз.
II
Баринов курил пятую сигарету за утро, прихлебывал из чужого, но ставшего ему родным за эту неделю, синего бокала со сколом на ручке, горячий травянистый чай, и смотрел то на чистый лист бумаги, то за окно. Лист был девственно чист. Тот, на котором Баринов в первый же день что-то написал под заголовком «Расказ», с одним «с», начинающий писатель стыдливо спрятал под стопку чистой бумаги, выбросить не решился, подумав мимолетно «а вдруг!…»
Еще через два дня, просидев безрезультатно за столом с неизменным синим бокалом в обнимку и гаснущей сигаретой в зубах, Баринов решил «забить» на прозу, и написать стихи. Да. Именно стихи. К тому же, он всегда писал на юбилеи друзьям стихотворные поздравления, и всем нравилось. Так почему бы не написать больше? Вот и получится то, во что хочется выплеснуться душе. Поэма, например.
Но и поэма как-то не рождалась. Впрочем, Баринов не истязал себя поиском рифмы, он просто «мысль думал», глядя в окно и попивая чай.
А за окном пейзаж не очень радостный: небо, завешанное серыми тучами, словно грязной ватой. Лишь кое-где между клочками проглядывает осенняя синь. Елки остроконечные на ближних подступах к топкому лесу. Редкие сизые шлейфы дыма из труб дачных домиков, в которых вот так же, как и он, приземлились на зимовку редкие отшельники. И задница соседки по участку. У Баринова было ощущение, что она как застыла на этой точке неделю назад, так и не сдвинулась ни разу с места. Совершенно унылая задница, обтянутая какой-то стремной полосатой юбкой, полуприкрытая старой курткой.
Баринов, как не напрягался, не мог представить себе хозяйку «пятой точки». Видок такой, что даже захоти чего сексуальное домыслить, так не получится.
Только раз за все время хозяйка унылой «пятой точки» обернулась на чей-то окрик от изгороди, и он увидел выбившиеся из-под платка клочковатые, видимо, к тому же седые, волосы. «Чисто баба-яга!» – подумал Баринов, и перестал обращать внимание на торчащую посреди огорода соседку.
В общем, обстановочка в дачном домике и во всей округе совсем не поэтическая. Как раз наоборот. А так хотелось хорошего настроения!
