но на улице Ренн, увидев вывеску кафе «Де-Маго», вспомнил упоминаемую в «Празднике» улицу Бонапарта, дошел по ней до улицы Гинемэ, а потом до улицы Асса и зашагал дальше по Нотр-Дам-де-Шан к кафе «Клозери-де-Лила».
Они все уже собрались в кафе. Юфим краснел и извинялся, оправдывался, что плохо знает дорогу. Они внимательно его разглядывали. Юфим – человек незнакомого племени, в этих незаурядных людях вызывал острый интерес и жгучее любопытство.
А он узнавал их всех, улыбался, пожимал протягиваемые к нему руки и извинялся, не столько за опоздание даже, а просто как бы за оказанную ему высокую честь, за радость общения.
– О, Гийом, я так рад видеть вас! – Юфим обеими руками прижал большую руку Аполлинера к груди, – помню, какое впечатление произвела на меня ваша книга стихов. – Илья Эренбург тихо переводил на ухо поэту его слова. Тот молча кивал и улыбался. – А недавно в Царском Селе один переводчик подарил моей жене книгу своих избранных переводов, и там есть и ваша «Клотильда»:
Уже цветут в саду весеннем
Бегония и анемон,
Где меж любовью и презрением
На грусть нисходит чуткий сон…
– Или вот это, – волнуясь, торопливо говорил Сания:
Под мостом Мирабо
Сены зыблются воды,
Пряча нашу любовь.
Дни сливаются в месяцы, в годы,
Новой радости свет затмевает невзгоды.
Впереди тень ложится ночная,
День уходит, меня оставляя.
– Да, – сказал Гийом, – это стихотворение называется «Мост Мирабо».
Но уже чьи-то другие руки схватили его руку, и Юфим прищурился, стараясь вспомнить и узнать знакомые черты лица.
– Ну, конечно, это Модильяни! Как я мог не узнать его? Скажите ему, Илья, что у Анны Ахматовой есть стихи о его любимом Данте:
И вот вошла. Откинув покрывало,
Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?» Отвечает: «Я».
– О, Анна! – грустно вздохнул Модильяни, когда ему Эренбург перевел стихи. Он взял Юфима под руку и повел к столу. – Я буду рисовать его, – сказал он Илье.
– Тошка! – Юфим увидел, что жена уже сидела за шумным столом и улыбнувшись, помахала ему рукой. Он хотел ей что-то сказать, но тут увидел Блэза. Сандрара Юфим узнал по пришпиленному булавкой к плечу пустому рукаву рубахи. Сания вспомнил его портрет руки Модильяни с прилипшей к губе сигаретой. Он помнил также, как в голодные годы перестройки в каком-то газетном киоске у метро купил маленькую книжку в черном переплете. Странно изданная, в ней ничего не говорилось о поэте: кто он и откуда, лишь имя и стихи и поэмы о печальном путешествии в Россию в суровые предреволюционные годы с маленькой проституткой Жанной, которая все спрашивала поэта:
«Блэз,
