и «художественное», образное и цельное восприятие отрезка исторического времени, недоступного уже непосредственному опыту.
«Революция окончательно стала противорелигиозною и безбожною. Общество, о котором она мечтала… есть род армии, состоящей из материалистов, в которой дисциплина заменяет добродетель… Зависть заключает в себе всю нравственную теорию этих мнимых основателей наших законов».
В другом месте движущими силами революции он называет жажду мести и наслаждение разрушением. И это было.
Не пошёл сегодня на работу: поднялся в половине 4-го – в сильный и складный шум дождя за окном, обрадовался, сел пить чай и читать Анненкова. Вчера письмо от Чугунова пришло – они перебираются в деревню всей семьёй.
Во дворе. Лизанька едет на велосипеде, поматывая своей русой растрёпанной головкой, я иду за нею. Вдруг она останавливается, задумчиво и внимательно смотрит на идущего навстречу мальчика, примерно её лет, и поднимает личико ко мне:
– А почиму майчик не на висипеге?
– Нет, наверное, у него велосипеда.
– Почиму неку?
– Не купили, видимо.
– А почиму не купии? – этот вопрос она задаёт уже с нескрываемым лукавством: сама заметила бесконечное однообразие своих вопросов.
– Может, он плохо себя ведёт, не слушается – вот ему и не купили…
Но моя малопедагогическая хитрость посрамляется – Лиза поправляет меня:
– Нек, он ухэ байхой, он ухэ с’юхает… (слушает)
Провинилась, но быстро и покорно просит прощения:
– Бугу с’юхаться…
Так быстро и так покорно, что я сам подыскиваю для неё оправдание:
– Ничего; ты ещё маленькая, ты ошиблась просто…
– А кы? – острый, внезапный вопрос.
– Я?.. Я тоже могу ошибаться…
Вероятно, это её совершенно устраивает, потому что она смеётся и сочиняет:
– Мы охыбаться мохэм, га?.. – и неожиданно продолжает. – В гугую кайейку (в другую тарелку) повохым, га?.. (положим)
Почему-то «ошибка» связалась у неё с перепутанными тарелками.
За столом, дерзким и вызывающим голосом:
– Хочу мяся!.. гай мне мяся!.. Мама!
«Мама», а не «маминька».
Оля строго:
– А что нужно ещё сказать?
Так же дерзко и вызывающе:
– Ничиго!
– Ничего – значит, и не будет ничего…
Тут личико внезапно меняется, с просительным выражением:
– Маминька, гай мне, похауста, мяся…
Бабушку иногда (и тоже не без вызова в нашу с Олей сторону) называет бабулей, прекрасно зная, что нами это не приветствуется. Я ничего против этого не предпринимаю – если это слово служит у неё элементом бунта, так пусть и
