красок – голубая лазурь, белый песок, алые цветы – ослепляло, заставляя забыть о рутине.
Моника подпрыгивает в кресле, когда звонит телефон.
– Моника Лафлам слушает, – произносит она, резко открывая папку, лежащую на письменном столе, как будто собеседник на другом конце провода мог увидеть, что она предается мечтам на работе.
– Здравствуйте, вас беспокоит доктор Кристин Робишо. Я работаю психиатром в медицинском центре штата Мэн. – Следует пауза, и этого достаточно, чтобы Моника поняла, о чем пойдет речь. – Я должна сообщить о возможном сексуальном насилии над пятилетним мальчиком.
Пока доктор Робишо описывала поведение, с которым сталкивалась уже не раз, Моника делала пометки. Она записала фамилию пациента, фамилии его родителей. Что-то мелькнуло у нее в памяти, но она отмахнулась от этой мысли, чтобы сосредоточиться на том, что говорит психиатр.
– Вы можете переслать мне по факсу какие-либо материалы расследования? – спрашивает Моника.
– Пока в полицию не обращались. Мальчик еще не назвал своего обидчика.
При этих словах Моника откладывает ручку.
– Доктор, вы знаете, что я не могу открыть дело, пока не будет подозреваемого.
– Это всего лишь вопрос времени. У Натаниэля соматоформное нарушение, в результате он утратил речь безо всяких физических причин. Я уверена, что через пару недель он сможет рассказать нам, кто с ним так поступил.
– А что говорят родители?
Психиатр колеблется:
– Для них это необычное поведение.
Моника постукивает ручкой по письменному столу. В ее практике, когда родители уверяют, что ни по поведению, ни по высказываниям ребенка даже не догадывались о том, что он подвергается насилию, это часто означало, что насильником является один или оба родителя.
Доктор Робишо тоже это понимает:
– Я решила, что вы должны вмешаться в это дело уже на начальной стадии, мисс Лафлам. Я направила Фростов к педиатру, который специализируется на случаях жестокого обращения с детьми, для проведения более детального обследования их сына. Он пришлет вам результаты своего осмотра.
Моника приняла информацию к сведению и повесила трубку. Потом взглянула на то, что написала, пока готовилась открыть очередное дело, которое, вероятнее всего, развалится, даже не дойдя до суда.
«Фрост… – думает она, переписывая фамилию. – Наверное, однофамильцы».
Мы лежим в темноте, не касаясь друг друга, между нами добрых полметра.
– Мисс Лидия? – шепчу я, и чувствую, как Калеб качает головой. – Тогда кто? Кто еще оставался с ним наедине, кроме нас двоих?
Калеб лежит так тихо, что мне кажется: он заснул.
– Патрик оставался с ним на целую неделю, когда мы в прошлом месяце ездили к твоему двоюродному брату на свадьбу.
