конце июня, как уже упоминалось выше, я вошел в состав партии социал-федералистов и был кооптирован в Центральный комитет партии.
В этой партии был сосредоточен весь цвет украинской интеллигенции. Достаточно назвать имена Ефремова, Стебницкого, Никовского, Прокоповича, Шульгина, Саликовского, Лотоцкого, уже покойных теперь Шрага, Матушевского и Вязлова. Ефремова справедливо называли «совестью партии»; живой, остроумный и реально мыслящий Никовский являлся, по чьему-то меткому выражению, движущим нервом партии. В лице Мациевича партия имела лучшего знатока земельного вопроса на Украине. Вскоре после меня вступил в ряды партии М. А. Славинский, известный в общерусских и украинских кругах своей литературной и общественной деятельностью, многолетний сотрудник покойного М. М. Ковалевского по редактированию «Вестника Европы». В состав комитета входил также профессор М. И. Туган-Барановский, впоследствии столь безвременно сраженный грудной жабой.
Я назвал имена, наиболее известные и популярные не только на Украине, но и среди всероссийской интеллигенции. Все остальные члены комитета были такими же стойкими и закаленными общественными и политическими деятелями.
Заседания комитета происходили два раза в неделю. Почти всегда являлся весь состав комитета.
К назначенному часу все были налицо, опоздания наблюдались в исключительных случаях. В тех условиях российской действительности, в которых мы все были воспитаны, это было нечто неожиданное и новое, всецело напоминающее нравы Западной Европы. Но и по своему внутреннему содержанию заседания носили весьма деловой и серьезный характер. Все говорили весьма сжато, коротко, без всякой риторики. С. А. Ефремов великолепно вел заседания и был настоящий председатель, в полном смысле этого слова. То же самое можно сказать и о товарище председателя, А. В. Никовском, который в то время часто вел заседания, заменяя хворавшего Ефремова. Правда, Никовский иногда проявлял уже излишнюю резкость в гильотинировании прений, но большей частью это было на пользу самому делу, и никто на него не обижался.
Заседания тянулись обыкновенно не более двух часов. Решения принимались по вопросам повестки почти всегда в том же заседании, причем редко прения не приводили к единодушным выводам. Люди быстро понимали друг друга, никто не проявлял задора и амбиции в отстаивании своего мнения и охотно отказывался от него, если другие представляли серьезные аргументы, убедительные и для него. Вообще, не было мелких личных счетов, болезненного самолюбия и соревнования, столь часто встречавшихся в политических организациях того времени.
Объяснялось все это отчасти тем, что большинство членов комитета, как и вообще большинство членов партии, были люди уже не первой молодости. Но главная причина заключалась в их высоком нравственном уровне, в обаянии личности председателя и в органическом отвращении социал-федералистов ко всякой демагогии. Конечно, такая партия не могла иметь
