знаменитого предка, правителя Уриэля. О нем сохранилась память, как он погиб четыреста пятьдесят лет назад, пытаясь спасти Макор от пожара, устроенного ибри. Так сообщали несколько глиняных табличек, хранившихся в Египте. За десятилетия, последовавшие после катастрофы, члены великой семьи Ура, как и многие хананеи, легко приспособились к правлению евреев и сами стали называть себя евреями. Родители Удода в надежде, что их сын сможет войти в доверие к правителям, дали ему подчеркнуто еврейское имя Яхбаал, которое означало «Яхве – это Баал». Они считали, что таким образом он докажет, что является более евреем, чем сами евреи, и этот наивный обман сработал, поскольку Яхбаал был не просто честным евреем, а зятем священнослужителя.
То были волнующие годы. Несколько кратких десятилетий евреи держали под своим контролем крепко сбитую империю, которую царь Давид собрал воедино из осколков, оставленных Египтом и Месопотамией, когда их обширные владения распались. Царство Давида простиралось от Красного моря на юге до Дамаска на севере и принесло евреям неожиданное преуспеяние, поскольку они контролировали большинство главных караванных путей и взимали с караванщиков обильную дань. Даже город Акко, который постоянно острой колючкой торчал в боку у евреев, был отбит у финикийцев, однако в руках победителей оставался недолго. Этот стремительный рост империи означал, что Макор, ключевой город на зыбкой границе, теперь обрел куда большее значение, чем раньше. И судьи с царями были заинтересованы в укреплении еврейского бастиона в тех местах, если это не потребует больших затрат от центрального правительства. Царь Давид и его военачальники с удовольствием узнали, что в этом маленьком городке есть строитель, который работает с такой истовостью, словно возводит главный город империи: он не покладая рук трудится по десять-двенадцать часов каждый день, а остальное время проводит, планируя расписание на следующий. Для рабовладельца он вел себя непривычным образом, потому что хорошо обращался со своими людьми, и мало кто умирал под его опекой. Моавитяне, иевусеи, филистимляне и амалекитяне – все считали, что работать на Удода вполне терпимо, поскольку он хорошо кормил их во время работы, а если кто-нибудь плохо себя чувствовал, позволял ему отлеживаться. Откровенно говоря, им нравилось смотреть, как он носится по стенам и сует свой длинный нос то туда, то сюда, как пошучивает с ними, подгоняя темп работы.
По вечерам он заходил в их убогие жилища под стенами города, принося с собой остатки пищи и вина. Он часто говорил с ними о необходимости принять еврейского бога Яхве, каждый раз выдвигая убедительные доводы, что, сделав это, они станут евреями и обретут свободу. Он старательно объяснял, что они будут вправе поклоняться и своим прежним богам, о чем свидетельствует и его собственное имя. Как проповедник, Удод был убедителен, ведь он говорил на языке, понятном каждому толковому человеку.
– Мой бог Яхве – то же самое, что и ваш бог Дагон, – объяснял он пленным
