сомневаюсь, что теперь вы знаете о нем больше, чем вчера, – сказала она.
Следующим утром на раскопках кипела работа, потому что Табари пообещал премию в десять фунтов любому, кто до отъезда Зодмана найдет что-нибудь интересное, и незадолго до полудня девушка из траншеи В разразилась криками: «Я выиграла! Я выиграла!»
– Помолчи! – цыкнул на нее Табари, чтобы крики раньше времени не привлекли внимание Зодмана, но, увидев находку девушки – остроконечный вавилонский шлем и наконечник копья, напоминавшие о тех днях, когда Навуходоносор покорил Макор и обратил в рабство большинство его жителей, – сам пришел в возбуждение и начал кричать: – Эй! Все сюда!
Протолкавшись между взволнованными зрителями, Зодман увидел загадочное оружие, которое наводило ужас на древний Макор, когда его владельцы врывались в город. Куллинейн сделал набросок и предоставил траншею в распоряжение фотографа.
Возвращаясь в офис, он без всякого удовольствия отметил, что команда в траншее А копает землю с торопливостью, чуждой научному подходу, и, конечно же, мелкие предметы могут пострадать. Он высказал свое неудовольствие Табари, но араб ответил:
– У нас десять лет, чтобы поразить ученых, – и всего одно утро на Пола Зодмана. Будь у меня сейчас совковая лопата, я бы пустил ее в ход.
И его замысел оправдал себя: мальчишка из траншеи А сделал одну из самых серьезных находок на холме.
– Что это? – спросил Зодман.
– Самая еврейская вещь из всех, что мы нашли, – объяснил Куллинейн. – Увенчанный рогами алтарь, жертвенник, о котором упоминается в Библии. Скорее всего, его датировка восходит к временам царя Давида. Он мог и сам приносить на нем жертвы, хотя сомневаюсь, что он бывал здесь.
Зодман опустился на колени, рассматривая старый каменный жертвенник. Тот обладал странными варварскими очертаниями, но принадлежал к тем временам, когда закладывались начала иудейской религии. На таком алтаре приносились первые жертвы единому Богу. Зодман бережно прикоснулся к старинному изделию и сказал:
– Вечером я улетаю. В Рим.
– Но вы же провели здесь всего два дня! – запротестовал Куллинейн.
– Больше времени я не мог вам уделить, – ответил занятой человек и по пути в аэропорт признался Веред и Куллинейну: – Эти два дня стоят двух лет моей жизни. Я никогда не забуду того, что увидел.
– Водзинского ребе? – не без ехидства спросила Веред.
– Нет. Израильского солдата.
Наступило молчание. Глубокое молчание.
– Две тысячи лет, – тихо произнес Зодман, – стоило еврею увидеть солдата, он понимал, что грядут плохие новости. Потому что солдат не мог быть евреем. Он был врагом. И не так уж мало – увидеть еврейского солдата, который стоит на своей земле, защищая евреев… а не преследуя их.
Снова
