ребе и его паству, – заметил Куллинейн, – но можешь себе представить…
– Мне доводилось знавать ребе, – загадочно сказала она. – Пейсы, меховые шляпы, лапсердаки – и все какие-то сумасшедшие. Это часть груза, который мы несем.
– Почему евреи так усложняют жизнь себе… и другим? – спросил Куллинейн. – Вот что я имею в виду. Мы, католики, собираем экуменические конференции, чтобы свести к минимуму архаическую структуру нашей религии, а вы, израильтяне, похоже, делаете все, чтобы она стала еще более архаичной. В чем причина?
– Ты видел старых евреев в водзинской синагоге. Почему бы тебе не посмотреть на молодых евреев в кибуце? Они отказываются пудрить себе мозги этими старыми обрядами, но знают Библию лучше любого католика. Они изучают ее не в поисках религиозных форм, а чтобы найти органические основы иудаизма. И я думаю, Джон, что ответ мы сможем найти в нашей молодежи… а не в старых ребе.
– Хотел бы я иметь твою уверенность, – сказал он.
Затем он неожиданно сделал ряд открытий о жизни в кибуце и понял причины, поддерживавшие убежденность Веред, что спасение Израиля, скорее всего, покоится на идеализме и убежденности, истоки которых коренятся в кибуцах. Стоял вечер пятницы, Куллинейн вернулся на раскопки после посещения вечерней службы в синагоге Акко. Он сидел за своим столом в общей комнате, когда увидел, как из кухни выходит официант, лицо которого было ему знакомо. Это было живое и сильное лицо мужчины сорока с лишним лет. Его седоватые, цвета стали, волосы были коротко подстрижены на немецкий манер. У мужчины не было левой руки, и пустой рукав рубашки был туго заколот булавкой. Генерал Тедди Райх, один из героев израильской Войны за независимость, а теперь – член кабинета министров. Два года он был послом Израиля в Соединенных Штатах, и его хорошо знали в Америке, где он проявил себя умным и удачливым дипломатом.
Но Тедди Райх был не только солдатом, государственным деятелем или дипломатом, но и членом кибуца Макор, откуда и черпал силы. Он помог становлению этого поселения, организовал его экономику и правила существования. В целом мире Тедди Райху не принадлежало ровно никакого имущества, только его доля в кибуце, и в течение года он часто приезжал из Иерусалима, чтобы пятничными вечерами принимать участие в общих собраниях. Когда он бывал в кибуце, то шел работать на кухню, и там, однорукий, показывал молодым ребятам то, что усвоил за долгие годы, когда у евреев не было родины: работа, напряженная работа – вот в чем спасение человека, и особенно еврея.
Генерал поставил блюдо с едой на столик археологов и сказал Элиаву: «Не можешь ли зайти ко мне на кухню?» Куллинейн видел, что Веред способствует начинаниям Элиава, как заботливая мать-несушка, но когда она заметила, что Куллинейн наблюдает за ней, то нервно рассмеялась:
– Говорят, Тедди Райх хочет предложить Элиаву какую-то важную работу.
– В правительстве? – спросил ирландец.
– Бен-Гурион считает его одним из самых талантливых молодых людей, – сказала Веред, и Куллинейн подумал:
