ибо тот мир, в котором существовал Урбаал, был заполнен бесконечным множеством богов.
Занимаясь этими делами, Урбаал испытывал глубокую уверенность в существовании баалов, поскольку, если он надеялся выиграть соревнование за обладание соблазнительной Либамой, ему была нужна их помощь. Урбаала радовала мысль, что на его земле обитают столь могущественные существа – например, бог масляного пресса, способного производить столь чудесную вещь, как оливковое масло. В масло можно макать хлеб, на нем можно готовить, класть горячие компрессы на ногу или руку или же прохладные на голову. Маслом можно было умасливать богов, его можно заливать в глиняные светильники, чтобы они горели по ночам. Не подлежало сомнению, что только бог мог создать такую субстанцию, и того, кто это сделал, следовало почитать. Такие взаимоотношения влекли за собой психологическую уверенность, которой не знали люди последующих веков. Боги были тут же, под рукой, и с ними можно было торговаться и договариваться. Всю жизнь они были друзьями, и если по какой-то причине они выступали против человека, то лишь потому, что тот сделал нечто неподобающее и теперь должен был испросить прощения: «Возложи эту ношу на меня, великий Эль, и да обретут боги свободу. Да будет согбенной моя спина, а их выпрямлены».
Так распевал Урбаал, обливаясь путом над своими прессами, чтобы выжать все масло до последней капли.
Жрецы, наблюдая, как трудятся свободные земледельцы, были довольны той хитростью, которую тысячу лет назад придумали их предшественники: давая возможность свободным людям трудиться с полной отдачей, храм получал возможность устанавливать те нормы, которым должны были следовать рабы. Но в то же время жрецы были достаточно умны, и, хотя они заставляли своих рабов следовать примерам, которые показывали Урбаал и Амалек, они понимали, что такой труд для рабов недостижим, и даже не пытались этого добиться. С одной стороны, храмовые рабы не владели землей, а с другой – у них не было мощного стимула в лице живой богини, такой как Либама, как бы они ее ни вожделели. Стоит обратить внимание, отмечали жрецы, наблюдая, как Урбаал обливается путом, чего может добиться человек, если ему пообещать соответствующую приманку, и было видно, как его пример действовал на всю общину, хотя мало кто мог сравниться с ним.
В середине лета, когда был назначен день cбора урожая, Тимне пришлось пересмотреть принципы, по которым она жила. Ей минуло двадцать четыре года, но она продолжала оставаться чужой для Макора, поскольку некоторые его обычаи она так и не смогла понять. Но она никогда не считала, что в ее родном городе Акко жизнь может быть лучше. Правда, в Акко огненная пасть Молоха не пожрала бы ее первенца, но другие боги требовали иных подношений. У нее не было никаких иллюзий. В общем, жизнь в Макоре была не хуже, чем она могла бы быть в любой из соседних общин. Правда, время от времени до нее доносились слухи, ходившие в торговых городах, о совершенно другой жизни в таких далеких местах, как Египет и Месопотамия. Как-то
