да определим на роль! Обязательно кого-нибудь «доведём до готовности»!
– Ладно…
Старков почти смущённо потрепал нос пальцем.
– Я хотел отойти по делам: там у меня парочка свидетелей по одному изнасилованию должна подвалить – но раз такое дело…
– Оставайся, Семёныч, – весело потрепал его плечу Трофименко, – скучно не будет!
«Веселья» ждать пришлось не меньше часа: это ведь только сказка скоро сказывается. Но сколько «верёвочка» ни вьётся, а всё равно материал «не резиновый»: на исходе часа ожидания позвонил дежурный и сказал, что доставили участкового Иванова. А пока того «выгружали» и доставляли уже в кабинет Трофименко, туда же успел просочиться капитан Андреев с информацией «по низу» о том, что «подсадной» ничем пока обрадовать не может: Петухов лишь сопли на кулак мотает и скулит, что ни в чём не виноват.
– Наш «стукачок» говорит, – виновато потупил взгляд Андреев, – что этот чмошник не похож на мокрушника.
– Пусть работает дальше! – недовольно сморщил огромный, как у Ильича, лоб Трофименко. – Такие деньги тратим на эту публику, а толку – как с козла молока! Иди и передай ему: пусть «раскручивает»! И пусть только попробует не «раскрутить» – оставлю не только «без сладкого»: без штанов!
Андреев, так и не переступавший порога и просочившийся лишь головой, счёл за лучшее моментально растаять в дверном проёме.
– Работничики! – энергично «одобрил» Трофименко. – «Как из собачьего хвоста – сито», так ты, кажется, говоришь, Семёныч?
– Не я: Остап Бендер.
В этот момент в дверь постучали. Трофименко грозно сдвинул брови: не приведи, Господи, кто-то из своих. Но «неодобряемым стукачом» оказался провожатый из Кировского РОВД, который доставил лейтенанта Иванова, Емельяна Ивановича.
– Ещё бумаги просили передать, товарищ подполковник.
Сопровождающий протянул Трофименко несколько скрепленных канцелярской скрепкой листков.
– Разрешите идти, товарищ подполковник?
– Идите, – рассеянно махнул рукой Трофименко, весь уже поглощённый обозрением Иванова. Обозрев последнего, он с весёлой ухмылкой повернулся к Старкову и покачал головой, словно говоря: «Ты был прав – а я не верил!».
Иванов и в самом деле не изменил себе. Ни в чём – в том числе, и в постоянстве образа. Он стоял, потупившись в свежевыкрашенный пол, весь такой нескладный, долговязый, худой, с «неистребимыми» вихрами во все стороны и традиционно вываливающейся из ноздри смачной зелёной соплёй, которую он тщетно пытался водворить на место.
– Красавец! – насмешливо ударил по последней гласной Трофименко. – А пуговица-то где?
Отсутствующая на обшлаге левого рукава пуговица лишь «обозначалась» торчащими из ткани обрывками ниток. Ответом подполковнику была очередная молчаливая попытка «отработать» соплю.
Трофименко взял Иванова за рукав
