маскирующий, видимо, тело, перетекающий и мерцающий странными радужными цветами, а на месте лица – о, боже! – была знакомая до боли мозаичная полумаска, главным содержанием которой выступали пресловутые серо-перламутровые глаза! Да, те самые!..
– Чу! – совсем с не присущим ей сельским выговором вытеснила она из груди, напитав свой рассудок действительно испуганным недоумением.
– Лезь в парчу! – Овальный разрез глаз полумаски неожиданно сузился, и от него в разные стороны по залу покатился гомерический хохот – длинномерный, и только тогда, когда на этом самом месте, во сне то есть, ближе к рассвету, самый накал кошмара возвращал ее в реальность, Наталья испытывала подлинный страх, провоцируемый постоянством и авантюрным смыслом. Сон был одинаковый, наступал под утро, и проходил в считанные минуты; но после, как ни странно, не давал ощущения тяжелой головы. Но зато – Наталья это поняла – был чреват для одинокого, пережившего жуткое над собой преступление человека. И самое удивительное еще было то, что те же самые сны пережили, оказывается, и остальные – те, правда, пока не говорили нам об этом, но, надо сказать, именно поэтому мы отнесли это дело к разряду загадочных, к категории так сказать «СС» – суперсложное.
Что же происходило?
Почему так было?
Что еще за бесстыдный полис?
Словарный язык жителей города показывал, о чем думал народ – ни о чем.
Ибо не было будущего.
– То, что вы страшитесь неизвестного, это нормально, – возобновил нужную роль утешителя Завражный после того, как мы выслушали Уманцеву. – Начитан, этому есть веская причина. Ведь при близком рассмотрении ее мы увидим, что она распадается на обстоятельства. Вот возьмем – если противник есть (то это будет – обстоятельство), и если он вооружен, а в данном случае он был вооружен невидимостью, – то это будет условие. То есть я хочу сказать голой причины-то не бывает. Вы сегодня и жертва и обстоятельства, и условия, и действия. Поэтому вы сметены, удрученное сознание пускает все ваши ночи под откос. Жутко, правдиво естественно.
– Ничего не поняла, но так или иначе – спасибо, – неохотно отблагодарила Уманцева.
– Некая сущность взяла вас всех под начал, – встрял Шувандин тоже с убеждением. – И вот что я скажу. Как охотник-бушмен метким броском закручивает бола вокруг шеи страуса, так и вы – в крепком надежном плену сейчас у своего птицелова. Поэтому хорошо бы умозрительно перерубить эту веревку. Да.
– Но мы не страусы, – вяло отозвалась над неудачными словами портретиста Уманцева. Она все поняла и обреченно вздохнула. – Все-таки почему с нами? – тихо начала возмущаться она, когда краткая пауза стала для всех временем тишины для достаточных размышлений. – Ведь после того, что с нами произошло, я не в состоянии больше жить с прежним аппетитом. Я разбита в щепки и в свою очередь мобилизуюсь мстить. Улюлюкать над собой не позволю никому!
– Это слишком деликатная
