Ага, вот и ты!
Катька была не глупа и училась в силу своего характера всяким уловкам как оградиться от таких липучек, и сразу же повела себя наступательно. Не гляди что мелка, уверенно-звонко выпалила:
– Предупреждаю, один дошлый пошляк ничего уже не хочет от девчонок…
– Что ты, ярочка?.. Что ты? – засиял весельем Эвергетов.
Катька шестым чувством поняла, что они с отцом попали в беду, настоящую беду, и обмякла, последний раз сорвавшись на истерику:
– Что щеришься, недопёсок!? Пусти! – А сама дала предательский ход назад.
Он, не церемонясь, ударил ее в бровь. Она осела на тропу, мажась кровью.
– За что?!.
Эвергетов хладнокровно отволочил ее в лес и стал избивать.
– Лыко надо слупить…
– Прошу, не делайте этого…
– Вольница – это тебе – не… крепость.
– Урод!..
– Ярочка… – Эвергетов сильно взял на затылке ее головы изрядный пучок волос, потянул наверх, она поднялась вместе с его рукой, застонала, он зацепил ее ноги и выдернул на руки. – А ты ведь недостающая до полной квоты единица. – И пошел куда шел – к железной дороге.
По пути он посыпал ее калёным гневом и время от времени припадал на ходу к губам, целовал их взасос.
У насыпи он опустил истерзанную ношу на камни. Дождался когда из лесного коридора, выстриженного железнодорожной колеей, стремительно выползет поезд-пила.
– Ну, горе мое лыковое, погрешила ты, уверен, – не видел папа! – немало за свои недолгие шестнадцать лет, но через муки мучительные прошествуешь куда надо – не бойсь. Кем-то обнаружишь себя еще, не грусти…
Он переадресовал ее на шпалы, а когда состав вьюжно разрезал ее сжатое в комочек тело, Евгений отдельными участками своей кожи пропитался утешительным содроганием стальных рельс.
Вера нам комментировала полученную ситуацию так:
– …Опечалились сосны и березы на подступе к самому озерному берегу, у воды… И у пирса, где лодки стоят на приколе и погромыхивают цепями, в надводном пространстве нечто светло-телесное мерно покачивается в такт дыхания озерца, очень похоже – вижу – в одной из лодок обезглавленный труп мужчины…
На рассвете ее слова обнаружили свое подтверждение – действительно, в Горенках обнажилась кровавая работа палача-фантазера.
На нос лодки Эвергетов возложил исполосованный торс Смидовича, – и когда я подходил к лодке то увидел, как на днище орудовала остистая нутрия, аппетитно выедавшая сочные брюшные внутренности. Последним запоминающимся штрихом был ранний планёр-ястреб, который испуганно отпрянул ввысь…
Глава 3
Да, тяжелое, далеко не ласковое, имя – Эверг. На мой слух так произношение его – просто свирепое и, я
