библиотеке? И вы, мадам, тоже, – любезно добавил он, сопроводив свои слова легким поклоном старой карге, которую безошибочно отнес к гувернанткам или платным компаньонкам.
– Да, но только вот этим людям тоже лучше пройти со мной, – сказала Фредерика.
– Разумеется, мадам, – если таково ваше желание и если они с ним согласятся, – ответствовал Уикен. – Но позволю себе высказать предположение, что в холле им будет удобнее.
Скотник был полностью согласен с этим мнением, но Фредерика ничего не пожелала слушать.
– Нет, потому что они тоже хотят побеседовать с его светлостью, – сказала она.
Затем девушка пригласила присесть даму с лошадиным лицом; Уикен, на лице которого не дрогнул ни один мускул, распахнул дверь перед остальной публикой и держал ее, пока они неуверенно входили в библиотеку.
Тем временем Джеймс поднялся по лестнице к туалетной комнате маркиза и постучал в дверь. Стук был очень осторожным и едва слышным, потому что маркиз славился своим крайне дурным расположением к тем, кто осмеливался явиться к нему до полудня; так что лакею пришлось постучать вновь, на сей раз – погромче. Войти его не пригласили, но дверь ему открыл преисполненный важности и чувства собственного достоинства камердинер его светлости, который, похоже, отнесся к такому вторжению как к святотатству и приглушенным голосом, подрагивающим от сдерживаемой ярости, пожелал узнать, что ему нужно.
– Неотложное дело, мистер Нэпп! – прошептал привратник. – Мистер Уикен сказал, чтобы я сообщил о нем его светлости!
Эти слова, как он и рассчитывал, произвели нужное впечатление. Нэпп позволил ему войти в комнату, но строго-настрого наказал, все тем же приглушенным голосом, ни на шаг не отходить от двери и не издавать ни звука, пока ему не дадут на то разрешение. Затем он молча кивнул на туалетный столик, за которым восседал его светлость, занятый исключительно важным делом – он повязывал шейный платок.
Одни лишь сестры Альверстока презрительно клеймили его прозвищем «денди». На самом деле маркиз не признавал крайностей в моде, заставивших молодых последователей этого течения выглядеть смешными и нелепыми и наверняка вызвавших отвращение у мистера Бруммеля[22], если бы сей досточтимый джентльмен по-прежнему оставался ценителем и арбитром вкуса в Лондоне. Мистер Бруммель, коего весьма корыстные мотивы побудили удалиться на Континент[23], ныне проживал в безвестности, но светские щеголи его поколения ни на шаг не отступили от заложенных им догматов и правил. Альверсток, будучи на три года моложе, встретился с ним в годы зеленой юности, после чего быстренько избавился от всех своих жилетов кричащих расцветок, булавок для галстука, украшенных огромными камнями, и многочисленных брелоков и зажимов. Человек, привлекающий внимание своим нарядом, говаривал мистер Бруммель, одет дурно. Чистые льняные сорочки, безупречно сшитые костюмы по фигуре и правильно повязанный
Джордж Брайан Бруммель (1778–1840) – законодатель мод и первый лондонский денди. Изобретатель шейного платка.
Так жители Великобритании в обиходе называют остальную (континентальную) Европу.
