он поступал обдуманно и взвешенно, он не любил неожиданностей. Отсюда и его недовольство присутствием оккупационных войск в городе. Словом, иногда пассивность похожа на беспомощность. Лейла принялась упрашивать супруга начать поиски Ахмета на вокзале.
– Мы должны устроиться в йали, – вдруг произнес Селим.
– Там недостаточно места, чтобы всех разместить, и там слишком сыро, чтобы зимовать, – возразила она.
Ей принадлежал родительский деревянный дом на азиатском берегу. Стены йали хранили самые счастливые воспоминания женщины. После внезапного исчезновения родителей Лейла и Орхан унаследовали этот дом, но хозяйкой считалась именно она. Каждую весну с началом цветения иудиных деревьев она переезжала в этот дом, где жила до октября, когда начинались холодные ветра и сильные дожди.
– В любом случае часть прислуги будет обслуживать французов, – продолжил Селим. – Али Ага останется здесь, чтобы следить за домом. Мы вынуждены все оставить, – добавил он, глядя на изящные буквы суры из Корана, выведенные золотом на стене.
Они находились в просторной гостиной с золотой лепкой в виде листвы. В этой комнате принимали иностранных гостей, она разделяла два крыла дома. Одна дверь выходила в селямлик[15], другая – в женскую часть, куда мог входить лишь Селим. Многие семьи не придерживались старого разделения дома, но он соблюдал правило. К тому же это был вежливый способ уберечь себя от назойливого присутствия матери.
Селим хмурился, вспоминая вопль Гюльбахар-ханым. «Это осквернение!» – воскликнула она, после чего заявила, что покинет этот дом, лишь когда ее душа отойдет к Аллаху Милосердному. И речи быть не может, чтобы оставить дом неверным. Селим знал, что мать способна на любой скандал. Как отреагируют на это оккупационные власти? Могут ли арестовать женщину за неповиновение? От одной только этой мысли секретаря прошиб холодный пот. Семья не сможет оправиться от такого бесчестия.
– Действительно нет другого выхода? – нежным голоском спросила Лейла. – Ты встречался с этим офицером? Возможно, это благоразумный человек…
– Оккупанты не бывают благоразумными, – грубо прервал он жену.
– Но ты все же ценишь французов. Ты знаешь их манеру мышления. И потом, ты – секретарь падишаха, – настаивала она. – Почему не попросить этого майора Гарделя устроиться где-нибудь в другом месте? Ты можешь быть очень убедителен, если захочешь.
Лейла терпеливо наблюдала за игрой эмоций на лице Селима. Часто она склоняла супруга на свою сторону, аккуратно направляя его и скрывая эту игру под маской смирения.
– Я не наделен магической силой! Я не могу повлиять на оккупантов. Все, что я знаю, – город разделен на секторы и этот квартал передан французам. Надеюсь, что мы не пожалеем об этом.
– А йали?
– Азиатский берег под контролем итальянцев. Но я не переживаю по этому поводу. Итальянцы злятся на то, как с ними обращаются после окончания войны. Их британские союзники пообещали
Селямлик – часть дома, отведенная исключительно для мужчин; мужская половина дома у турецких народностей.
