не изменили в поведении индийцев, и они не селились рядом с местными. Увы, французы имели репутацию более толерантных людей.
Молодая женщина поправила гранатовые серьги, слегка пощипала себя за щеки, чтобы придать им немного краски. Она пыталась справиться с разочарованием, которое вселял в нее муж последнее время.
– Похоже, ты стал экспертом по османским традициям, – съязвила она. – У тебя всегда на все готов ответ. Что касается меня, то кажется вовсе неуместным, что бывшая рабыня диктует мне правила. Но ты прав, я должна быть снисходительна. Что можно говорить о манерах этой бедной женщины? Только Богу известно, через какие несчастья ей пришлось пройти.
– Я думал, нельзя судить людей, ничего о них не узнав.
– Луи, я не сужу, я констатирую факт. А рабство противоречит моим принципам. Нельзя за миг перестать быть рабом. Это накладывает отпечаток.
– У османов слово «раб» не является синонимом бесчестья, – продолжал он. – Талантливые христианские дети из завоеванных Портой стран, которые становились янычарами, могли рассчитывать на должность визиря, а черкешенки или грузинки из гарема часто использовали плен как возможность получить достойное воспитание. Случалось даже, что родители сами отдавали детей, чтобы воспользоваться шансом. Если девочки хотели, они получали вольную после нескольких лет службы, получали приданое и выходили замуж. Здесь с рабынями никогда не обращались как с низкими существами. По социальной иерархии с ними обращаются с бо́льшим почтением, чем со свободными служанками.
– Полная бессмыслица! Сомневаюсь, что женщина ценит то, что не может высказать свое мнение касательно будущего замужества.
– Ты думаешь, французский крестьянин спрашивает мнения у дочери, перед тем как выбрать ей мужа?
Раздраженная, Роза повернулась спиной к супругу, чтобы тот застегнул ей платье. Луи принялся выполнять задачу. Его пальцы задержались на затылке женщины, там, где каштановые волосы непослушно выбивались из-под строгого пучка. Супруга поспешила отстраниться. Ей было тяжело привыкнуть к физической близости после стольких лет разлуки. Луи изменился. Черты лица стали резче, взгляд потускнел. На теле были следы от ран, о которых он не любил рассказывать. Иногда у нее возникало впечатление, что она обнимает чужого человека. Чужого, слишком смелого, как ей казалось.
– Что касается ее невестки, то я даже не знаю, что думать, – продолжила она, словно ничего не случилось. – Эта Лейла-ханым никогда не улыбается.
«Как же я ее понимаю!» – подумал Луи, всматриваясь в холодное лицо жены. К счастью, дочь была очарована Востоком. Луи был рад, когда обнаружил веселую девочку, которая краснела по любому поводу и в которой осталось достаточно детской искренности, чтобы горячо обнимать отца.
– Полагаю, что я готова, – сказала Роза.
На ней было серое шерстяное платье с воротником-шалью. По краю юбки средней длины шла бархатная кайма. Наряд был элегантным,
