нежные слова парили в воздухе, словно пыль в солнечном луче. Я любила ее как никого и никогда больше не любила.
– Миссис… – заговорил джентльмен.
– Малдун, – прошептала она. – Мэри Малдун.
– Я преподобный Чарлз Брейс из Общества помощи детям[10]. А говорит-то он, точно родом с Пятой авеню. Язык вывернешь. «Чахлс. Обчестфо».
– Рада познакомиться. – У мамы хоть и ирландский говор, но слова она произносит правильно.
– Он привнес хлеба, мама, – поспешила я.
– Принес, – поправила меня она. Мама постоянно поправляет нас. Уж кому, как не ей. Она ведь ходила в настоящую школу. Целых пять лет, дома, в Керрикфергюсе. А наше образование – пара уроков в начальной школе.
Датч успела уже забраться в постель, прикорнула у мамы в ногах. Я пристроила рядом с ней малолетнего братца, который жалобно лепетал «мам, мам».
– Вода у вас есть? – спросил меня мистер Брейс; я принесла ему ведро. – Позвольте, я вам помогу – Он сел рядом с мамой и очень осторожно взял ее пониже плеч своими мягкими белыми руками, желая усадить.
Мама застонала, тогда он приподнял ей голову и поднес чашку с водой к губам.
– Что у вас за болезнь? – спросил он голосом нежным, будто воркование голубя.
Мама не произнесла ни слова. Я приподняла покрывало и показала ему.
Он так и открыл рот. Рука у мамы была вся измята. Кое-где красная обваренная кожа слезла клочьями, чернело мясо и паутиной белел гной. Мама не могла ни согнуть руку в локте, ни сжать пальцы. По комнате поплыло зловоние. Мистер Брейс невольно отшатнулся, но усилием воли принял прежнее положение.
– Сударыня, – глаза его были полны сочувствия, – как вы получили такую травму?
– Рука угодила в гладильный каток вместе с фартуками, сэр. Машина заглотила руку целиком, да еще паром обварила. Уж три дня как.
Несчастье произошло в прачечной на Мотт-стрит[11]. Пальцы запутались в завязке от фартука, руку затащило в гладильную машину, и раскаленные барабаны несколько минут катали ее, прежде чем другие гладильщицы смогли маму освободить.
– Боже, смилуйся над нами. Я доставлю вас в больницу.
– Нет, нет, нет.
– Господь милостив, мы спасем вам жизнь.
– Мне не нужна благотворительность.
– Да ведь самый главный благотворитель – сам Христос. Это милость Господа, а не моя. Он милостив к беднякам и самым презренным среди нас.
– Уж я-то наверняка презренная.
– Нет, сударыня. Господь никого не презирает. В Его любви вы обретете того, кто обратит вашу жизнь в служение и осушит слезы вашим детям.
– Если он взаправду осушит слезы, он мой друг, – прошептала мама.
Мистер Брейс улыбнулся:
– Пусть в это темное и мрачное жилище снизойдет вся благодать небесная и да заставит вас перемениться. В том числе и в отношении благотворительности. Ибо должен
Чарлз Лоринг Брейс (1826–1890) – реальное историческое лицо, американский филантроп и общественный деятель, изучал богословие, но отказался от церковной карьеры в пользу благотворительной и социальной деятельности; пристроил в приемные семьи более 50 000 сирот в рамках программы «Поезд сирот»; активный аболиционист и ярый сторонник теории Чарлза Дарвина.
Мотт-стрит – ныне неофициальная главная улица нью-йоркского Чайна-тауна.
