искренни. Перед ответом должны предстать они, – показав на настоятельницу и монахинь, сказала Аделаида, – кроме вашей послушницы Дарины. Лишь она не забыла, что гласит ей духовный долг.
– Что вы хотите этим сказать? – растеряно спросил Отец.
– Требую прекратить это! – сказала настоятельница.
– То, что эти женщины пренебрегли своим главным долгом, Отец. Я обвиняю их в двуличии, которое не должно присутствовать в монахинях. Они нарушили данное ими обещание – понимать, прощать ошибки и любить ближнего в любом его обличии. Но, узнав о моём проступке, они обернулись против меня, наказав презрением. Так может вести себя любой человек, кроме тех, кто следует путем, указанным нам нашей религией. За один проступок они не простили, свернули с тропы света в логово мрака. Их суть не отвечает требованием, поставленными перед монахинями. Поэтому их надо судить наравне со мной и наказывать за ошибку с той же суровостью!
В комнате поднялся гул возмущённых голосов. Настоятельница старалась добиться от монахинь молчания, а Отец пребывал в растерянности, понимая, что в словах Аделаиды есть правда. Впервые за годы своей службы он сталкивается со справедливым сопротивлением и не мог понять, как правильно поступить в сложившейся ситуации.
– Я попрошу всех выйти, – наконец, громко сказал он, – мне нужна тишина, чтобы вынести правильный вердикт.
Услышав эти слова, Лайон поторопился скрыться. Когда монахини с Аделаидой ушли в келью, он пошёл к капеллану. Отец принял его, желая рассмотреть проблему со всех сторон.
– Я раскаиваюсь, что стал причиной неприятностей Ады. Она прекрасная девушка и не совершила ничего предосудительного. Отец, я прошу помиловать её и за вашу доброту готов оказать любую помощь монастырю.
– Благодарю вас, граф Николсон, что не бросили Аду в сложный для неё момент. Вижу, вам не безразлична её судьба. Вы не представляете, какое горе пережила эта бедная девушка и что подтолкнуло её уйти в монастырь. Она из знатной семьи, её могло ждать большое будущее. Она, девушка с прекрасными душой и лицом, могла познать настоящее женское счастье. И, зная её судьбу, с моей стороны было бы бесчеловечно изгнать её. Не переживайте, граф Николсон, она будет помилована. Я верю, у вас не было дурных намерений.
Пока Аделаида ожидала вердикт, исход которого уже понимала, она приняла окончательное решение.
Не осталось ни раскаяния, ни страха. Больше она ни в чём не винила ни Лайона, ни себя. И, пожалуй, была даже благодарна ему за то, что он помог ей увидеть истинные лица тех, кто её окружал.
А монахини, даже настоятельница, испуганно притихли. Они смогли признать правоту Аделаиды и свои ошибки, и в молитвах просили смиловаться над ними.
Наконец, отец был готов озвучить свой вердикт. Когда монахини заняли свои места, он сказал:
– Я признаю вину за всеми. Каждая из вас совершила ошибку, нарушила
