Водима напасть на меня, поединка, о котором ты все время толкуешь, ему не избежать. И тогда поглядим, кто сильнее…
– Славянская честность может погубить тебя, как погубила она твоих отца и дядю… Норманны коварны, не забывай, а брат, хотя мать у него моя сестра, весь в отца, норвежского ярла, и обличьем он похож на него. Да и у матери характер не мед: спесива и урослива[43]. Сыночек достоин своих родителей…
Говорила Умила Рюрику, но сознавала – тот сделает так, как ему будет надобно. Любила сына за самостоятельность, убедившись в его силе и мудрости после того, как отомстил Готфриду-датскому. Но не упускала случая наставить родное дитя на путь истинный, как в былые времена, когда оно цеплялось ручонками за оборки платья, или потом, когда подросло и головой касалось ее полных дивных грудей, которыми могла бы выкормить еще нескольких чад. Но осталась на всю жизнь верной Годолюбу.
Только где он, путь истинный?!
3
Такой же вопрос задавал себе не раз и Аскольд – старший киевский князь. Был бы рядом грек Кевкамен, он бы снова дал на него однозначный ответ, что истинный путь человека лежит через любовь к ближнему, и в подтверждение сего привел бы слова апостола Павла: «Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви; ибо любящий другого исполнил закон. Ибо заповеди: “не прелюбодействуй”, “не убивай”, “не кради”, “не лжесвидетельствуй”, “не пожелай чужого”, и все другие заключаются в сем слове: “люби ближнего твоего, как самого себя”. И еще говорил Павел, обращаясь к язычникам, то есть к таким, как Аскольд: “Ночь прошла, а день приблизился: и так отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света”».
Многое почерпнул Аскольд из рассказов грека об Иисусе, и князю больше всех из учеников Христа нравился Павел, потому что тот сумел свернуть с дороги ярого озлобления на Спасителя на путь всепоглощающей любви к нему, до конца выстрадав ее через сомнения и тернии… А когда облекся «в оружия света», с радостью приял приближающийся день.
– Ты тоже должен отвергнуть дела тьмы, княже, – повторял грек Кевкамен, и в его голосе Аскольд улавливал не только пожелания, но и упреки.
Да, много было совершено им дел тьмы! Тем не менее князь, прежде чем сделать противоправное с точки зрения христианской морали, всегда исходил из разумного, не как брат Дир, который действовал по настроению… «Брат опасен, но вдвойне опасна теперь моя старшая жена Сфандра, которую я раньше очень любил и которая также очень любила меня. И она не простит охлаждения к ней – ее поступки продиктованы холодным расчетом, “тьмою” и потому беспощадны. Она уже сие доказала, когда сожгла живыми христиан в пещере. Но так все обставила, что нельзя доказать ее виновность. Ибо те, кто жгли, тоже мертвы… Хитра, изворотлива, как и ее брат – правитель племени царкасов. Что-то снова задумала, испросив недавно моего позволения навестить родные места. А запретить ей я не могу, не имею права… Но лишь она отъедет, тут же верну грека из Новгорода! Нужен он мне для души…» – раздумывал Аскольд, находясь у себя в опочивальне. Забавушки,
