наоборот, призывает перед тем, как принести в жертву Перуну животных или птиц, обладать ими… Чтоб попадали они на костер с мужским человечьим семенем внутри… – сказал Вышата. – Будто бы жрецу во сне сие сам бог сообщил.
– Врет собака! – вскричал Аскольд. – Радовил… Не этот ли быкоподобный верзила с мутными глазами и красным носом?
– Он.
– Был жрец Мамун, который перед походом на Византию кинулся с ножом на брата. Дир тогда во всем был согласен со мной… Слыхал я, что Радовил против меня какие-то слова говорил.
– Проверим, – пообещал Вышата.
Аскольд ловить сеткой птиц еще мальчонкой выучился у одного волхва, который жил безвылазно в дремучем лесу и поклонялся Священному дубу. Кудеснику небесные птахи были нужны для волхования: если какая-то выпущенная из рук сразу садилась на дуб, жди исполнения задуманного. Мимо дерева пролетала птица, значит, не питай иллюзий об осуществлении своих желаний.
Волхва того давно нет в живых, Священный дуб сгнил у корней и по весне не одевался в зеленый наряд, но поляна возле дерева по-прежнему в это время благоухает цветами и травами.
Аскольд знает, что птицы теперь не садятся на корявые сухие ветки дуба, но ловить их, а затем отпускать на свободу любит до сих пор. «Наутро возьму с собой Забаву, ловчую сетку да и подадимся с ней в тот лес… Хорошо теперь там! Зимцерла и Явь[47] навели уже в нем свои красы-порядки…»
Ловить сеткой птиц – не детское ли занятие?.. А этим увлечен взрослый сорокалетний мужчина, да еще архонт, старший князь киевский, у которого своих дел выше головы… Нет ли тут какой-нибудь накладки? Подобные вопросы вполне могут появиться по ходу повествования. Но они возникнут у тех, кто мало знаком с языческим верованием славян, ибо оно исходило прежде всего из тесного общения человека с природой и животным миром, а ловля птиц – один из видов такого общения, тем более связанного с древним волхованием.
Чуть только на небе появился краешек Ярила, окрасившего по сторонам себя края сонных облаков в малиновый цвет и оживившего их, Аскольд и Забава уже держали под уздцы своих оседланных коней. А когда солнце круглым совиным оком зависло над землею, они въехали в туманные и пока прохладные зеленые дебри.
Забава ехала верхом впереди, и князь видел, как красиво покачивалась в седле ее гибкая фигурка, опоясанная длинным, острым на конце ножом, который служил ей для метания, и колчаном; лук, меньше по размеру мужского, но со звонкой тетивой из оленьих жил, висел у Забавы за спиной и ничуть не стеснял ее в движениях. Из него она умела посылать стрелу на такое же расстояние, как и Аскольд или Дир, точно попадая в цель.
Князь также был вооружен, только сбоку у него еще колыхался меч, а к седлу была приторочена ловчая сетка; когда Тур с рындами готовились ехать с ними, архонт сказал старшему рынде:
– Мы едем не токмо имать птиц, но и волховать… Посему должны быть одни. Останьтесь.
