рощи и цитрусы, гектары цитрусов! – гордо отвечает он, словно все они принадлежат ему.
Самолет наконец приземляется.
– Жаль, что нам еще так долго ехать, – сетую я, потому что чувствую себя усталой, а перед нами еще около четырехсот километров пути. – Сегодня уже ничего толком не увидим, ведь в Триполи мы будем только ночью.
– Если захочешь, поедем через центр города – там жизнь никогда не замирает, а освещение такое, что и из космоса, кажется, видно. Да, из космоса видны две достопримечательности: Великая Китайская стена и ливийская Зеленая площадь, – с гордостью говорит Ахмед. – А в центре Триполи – десятки ресторанов, кафе и толпы покупателей. Там никогда не бывает тихо и ночь сливается с днем.
– Ладно, ловлю тебя на слове. – После его слов я даже немного радуюсь.
Похоже, мои опасения действительно преувеличены. Виной всему людская болтовня и пропаганда масс-медиа: они, как всегда, приукрашивают, переворачивают все с ног на голову и лгут. А дурочки вроде меня верят всему, каждому их слову. Хватит уже этих треволнений, пора начинать радоваться отпуску.
Аэропорт на острове Джерба – маленький и замызганный. Все облеплено грязью, в углах валяются окурки и пластиковые стаканчики. Туалет, в который нам с Марысей пришлось зайти, просто ужасен – дыра в кафельном полу, залитом мочой и измазанном дерьмом. О том, что в уборной принято спускать за собой воду, здесь, похоже, не слышал никто, даже те, кто строил эту будку. Что было духу мы выбегаем оттуда, боясь, что еще мгновение – и мы потеряем сознание от невыносимой вони. Из ресторана доносится оглушительно громкая восточная музыка, а сексуально-мяукающий голос из мегафона протяжно сообщает какие-то крайне важные сведения на незнакомом мне языке.
– Ахмед! Саляма! – кричит высокий седоватый мужчина, стоящий за барьером для встречающих.
– Это мой отец. Идем. – Ахмед берет на руки Марысю и увлекает за собой меня.
– А-а-а-а-а!!! Зоуджа, зоуджа!!! Джамиля джиддан!!![7] Мийя, мийя!.. – Пожилой мужчина произносит какие-то слова, которых я, конечно же, уразуметь не в состоянии. Но, кажется, они означают что-то хорошее, иначе Ахмед не улыбался бы до ушей. – Сах! – напоследок восклицает мой свекор. Что ж, сах так сах, раз уж я все равно ничего не понимаю.
– Куда нам теперь? – обеспокоенно спрашиваю я.
– На автостоянку, любовь моя. – Ахмед крепко обнимает меня, и глаза всех присутствующих обращаются в нашу сторону. – Ничего не бойся. Я с тобой.
И мы садимся – кто бы сомневался! – в «мерседес». Правда, он не серебристый, а черный как смола и очень большой.
– Значит, теперь в палатку посреди пустыни? – шучу я, а сама чувствую себя крайне неуверенно.
– Как пожелаете, мадам, – загадочно отвечает Ахмед.
А вдруг так и будет? Я снова полна опасений… Ну и трусиха же я!
Мужчины заняли передние сиденья и оживленно беседуют. При этом они энергично жестикулируют и кричат, как будто ссорясь. Но о ссоре не может быть и речи: они
Жена, жена! Очень красивая (
