style="font-size:15px;"> – Пётр, подойдите-ка сюда. Вот гляньте. А ведь эта, как у вас говорят, папороть – дальний-дальний потомок пермской глоссоптериевой флоры. Гигантские глоссоптерисы не выжили, были обречены на вымирание, а такие миниатюрные экземпляры пережили все катаклизмы, на которые обрекла их Земля. Но найти бы мне хотя бы кусочек того – древнего! Надеюсь, что здесь это возможно.
Подслушав предыдущий разговор, устюжский гимназист и так уже смотрел на Амалицкого, как на профессора Лиденброка – того самого, что по воле фантазии Жюля Верна отправился в совершенно невероятное путешествие к центру Земли. Настолько же невероятным казалось и то, о чём говорил Владимир Прохорович. Южная Африка, загадочное плато Карру, а теперь и гиганты-глоссоптерисы, которые могут прятаться где-то рядом… Чувство восхищения мешалось с недоверием, но азарт вспыхивал неудержимо, как искорки от стреляющих угольков костра – только пошарабошь19!
– Владимир Прохорович, – не утерпел Петя, – а в России, правда что ли, окромя мамонтов ничего не нашли?
– Кто вам сказал? – натужно улыбнулся Амалицкий.
– Студент, тут на пароходе, – виновато признался Петя.
Вот ведь как бывает: наивный, почти детский вопрос задел за живое.
– Ну, как сказать, кое-что находили: мамонт – да, остатки носорога. Но с точки зрения геологической истории эти животные обитали на Земле не так уж и давно. А вот из весьма древних отложений – пермского периода – лишь ископаемые остатки парочки ящеров. Но вы все-таки имейте в виду, что и маленькая подобная находка может оказаться бесценной для науки – недостающим звеном для понимания того, как развивалась жизнь на планете.
Брызнул короткий дождь, его капли прозрачными пуговками легли на палубу, вместе со шляпками гвоздиков, торчащими из деревянного настила, сложились в непонятные знаки. Стало свежее. Нет, ничего, кроме зарослей папоротника под гигантскими елями с неохватными стволами у комля, Петя представить не мог.
Владимир Прохорович смотрел на мальчика и узнавал в нём себя: с метаниями юности, с первыми сомнениями, с отчаянием от муторного, казавшегося бессмысленным, учебного труда, но и с внезапными озарениями, со временем позволившими ровным пламенем разгореться его научным интересам. Нельзя останавливаться и гасить огонь в себе, прощаться с мечтой! Перевёл взгляд на Анну. Она все ещё не выпускала папоротник из рук, прилаживала к одному папоротникову крылу другое. Два крыла – птица.
– Представила в камне: папоротник окаменеет и станет каменной птицей.
– Птица в камень, как в клетку, попадёт, – тут же откликнулся на созвучное мечтам и мыслям сравнение Владимир. – Поймать бы эту птицу и мне. Птицу глоссоптерис.
Анна положила голову на плечо мужа, обняла. Ещё долго они смотрели в одном направлении – вперёд, куда бежал пароход. Петя тихонько, почти на цыпочках проскользнул мимо них и вниз. Что-то нежное и волнующее колыхалось
