уж и видать! Купола, купола горят! Храмы-то, свет ты бог, высоки да ладны!
Те, кому сходить, прощались. Амалицкий, торопясь, почти скороговоркой, давал последние наказы Пете:
– Фон Котта, конечно, популярно пишет, но все ж таки не лучшим образом. Если будет интерес, кое-что на русском найдётся: в старых журналах попадаются статьи Карла Рулье, издан и труд Мурчисона – «Геологическое строение Европейской России и хребта Уральского». Запоминайте.
Подошёл и Зепалов-старший, уважительно раскланялись:
– Доберётесь до Устюга, милости прошу к нам! Чай, лучше приму, чем в Добрецовских-то номерах, – подмигнул обрадованному Пете. – Правда, на неделе с женой и дочерьми отлучусь – давно им загородный выезд обещал. Но сыновья завсегда дома: старший – на хозяйстве (ему наказано будет), а Петьку от книжек за уши не оттащишь.
В суматошной толчее тотемской пристани Анна Петровна успела: тут же в ярмарочном ряду купила расписной пряник, разыскала Нюрку, в ручонку сунула. Боязливо смотрела девочка на мать – не смела обрадоваться нежданной сладости. Анна Петровна возражений не приняла.
– Что-те разгонный, – растрогавшись, всплеснула руками крестьянка.
– Какой?
– Прощальный, значит, – подсказал возвращавшийся на пароход студент, осветила лицо улыбка.
Глава 2
На сухонских переборах
Мужички-гребцы, нанятые в Тотьме, божились, что Нижнюю Сухону знают, что им не впервой и не подведут. Но Амалицких не отпускала тревога. У Анны не шёл из головы последний разговор на пароходе: какие испытания готовит им река? Вот уже и гребцы осеняют себя крестным знамением, опасливо поглядывая по сторонам. Тем не менее Сухона и после Тотьмы была всё та же, чем ввергала в уныние Владимира Прохоровича. Сутки потеряли.
Зато после Камчуги, как только берега начали подниматься всё выше и многообещающе оголяться, слой за слоем показывая миллионы лет своего прошлого, настроение профессора заметно улучшилось.
– А где ещё его – это прошлое – вот так увидишь, не копая?! Посмотрел налево, глянул направо! В каком музее? То-то! – восторгался Владимир Прохорович, Анна радовалась азарту мужа. – Просторы севера здесь вполне разговорчивы. Как опрометчиво названы немыми! Вот научимся понимать их язык…
То и дело Амалицкий требовал приставать к берегу, чем вызывал явное неудовольствие гребцов: какой в том смысл? Вот зачем встали под осыпью, где, того гляди, каменье на головы посыплется! Дак он ещё и сам по склону выше лезет, молотком своим странным на длинной рукоятке колотит и всё чего-то там шарабошит. А толку от того что? Ни капельки! Только песок за шиворот летит да страшно – снизу смотреть и то голова кружится!
Профессор же придерживался другого мнения. Не беда, что пока нет толку. Появилось ощущение, что береговые обнажения ведут его: тоненьким пунктиром, как стрелочкой, указывают направление вниз по течению. И ему не терпелось плыть дальше, видеть больше! И не только
