замер перед дверью с заветным номером.
(Галин адрес он узнал нечаянно, не осмеливаясь спросить его ни напрямую, ни намеком у общих знакомых. И ему просто повезло. В конце первой четверти, когда у учителей извечная запарка с заполнением классных журналов, на уроке истории Анна Григорьевна попросила Виктора отнести журнал 10-го «А» в учительскую. И он, пока шел по двум рекреациям, успел на последних страницах журнала прочитать данные о Галине Калининой: день рождения, имя-отчество родителей, место жительства…)
Позвонил.
Услышав за дверью шаги, на лице неимоверным волевым усилием вылепил выражение независимое, слегка ироничное.
– Приветик, заходи! – Галина посторонилась, пропуская его в прихожую. Он вошел, всерьез опасаясь, не осыпалась бы штукатурка от биения его сердца.
Чуть легче стало, когда он молча и торжественно протянул Галине средних размеров ананас, купленный в овощном отделе магазина «Меркурий», куда он по наитию завернул по пути.
Галя, взяв в руки подарок, округлила глаза и потеряла дар речи. Правда, ненадолго.
– Вау!!! – сказала она, машинально – или демонстративно с намеком? – пытаясь зеленую метелку ананаса понюхать.
– Как и обещал, – пробурчал с неловкостью Виктор.
Про цветы он думал и даже знал, где можно купить в городе самые свежие и красивые розы, но заявиться с цветами к Гале на этот раз не решился.
– Не стесняйся, будь как дома, но держи себя в руках и контролируй… свои бурные эмоции, господин Свидригайлов! А то знаем мы вас. И про гормональный взрыв наслышаны-с! А я девушка беззащитная, родителей дома нет, на помощь прийти некому…
Галя, не оглядываясь, первой прошла в комнату – домашняя, раскрепощенная, в легких домашних брючках и в обтягивающей тело оранжевой футболке с короткими рукавами; а Виктор, пока расшнуровывал ботинки и пристраивал куртку на гардеробную вешалку, мучительно искал ответ на вопрос: а зачем она это делает, зачем позволяет себе кокетничать, если на самом деле он ей безразличен, и как ему ответить на Галины слова про «беззащитную девушку»? Сообразил и, презирая себя за ернический тон, в комнату входя, выдал:
– Но позвольте, Авдотья Романовна! Ежели мы собираемся репетировать, то я по роли вроде как обязан схватить вас в объятия, обнаруживая явную нескромность и преступную пошлость своих намерений!
Слово «намерений» он произнес с ударением на третьем слоге, что, как ему казалось, соответствовало 19-му веку.
– Размечтался!
– А что ты сделаешь? «Так значит, выстрелишь, зверок хорошенький?»
– Мы уже репетируем? Проходи, садись, я сейчас, – она вышла, а Виктор перевел дух и огляделся: «Покажи мне, как ты живешь, и я скажу, какая ты…»
Комната и все, что ее заполняло, вызывали у него болезненный интерес: в девичий дортуар он попал впервые.
Книжный шкаф в углу, содержимое которого
