небеса щекочут нёбо -
и мы, живущие бесплатно,
летим и выглядим бесплотно,
холодное целуя небо
в его румяные уста
в районе Южного Креста.
Чтобы проще объясниться,
мы набрали в рот воды.
Видишь, вот тебе и Ницца -
Патриаршие пруды.
Видишь, вот тебе и Мекка -
белокаменный сарай.
А чуть дальше есть скамейка -
видишь, вот тебе и рай.
Выпорхнувши ниоткуда,
птичка сядет на плечо,
рыбка выплывет из пруда -
так чего ж тебе ещё?
Я хочу, чтоб было утро!
…впрочем, это я спьяна,
впрочем, это я как будто
мы набрали в рот вина.
Ты посмотри, что я тебе принёс:
вот жизнь моя – клубок суровых ниток.
Подробностей её незнаменитых,
её капризов – не бери всерьёз.
Тут столько всякого переплелось!
Тут всё в узлах – и каждый новый узел
ведёт к другим узлам путём кургузым
внезапных шуток и внезапных слёз.
И ты, кто разбирается в клубках,
как Божество Клубков, как Всякий Случай, -
не трогай, не распутывай, не мучай:
довольно и того… держать в руках
и тихо бормотать себе под нос:
вот путаник-то, Господи-помилуй! -
смирившись с чередой неутомимой
петель и песен, тишины и гроз, -
и там не так, и тут не удалось…
Держи в своих руках клубок, не то мне
катиться под откос, себя не помня, -
недолог путь, ведущий под откос.
Что говорят на кухне в полночь?
Там говорят «а это помнишь?» -
там ничего не говорят,
там пеплом по столу сорят,
и не сметают, и молчат,
и говорят «который час?».
Там тонущий пакетик с чаем
уже никем не замечаем,
и над столом, давно пустым,
там говорят «Ваш чай остыл» -
и в чашку опускают взгляд,
и «надо ехать» говорят.
Там теребят лимона мякоть
и говорят «не надо плакать»,
а после говорят «пора»
и говорят, что всё мура,
а сами плачут невпопад
и ничего не говорят.
Как называется твоя любовь?
Не знаю, мы знакомы не настолько.
Моя же называется – постой-ка…
как называется моя любовь?
Наверное – Два-кофе-с-молоком,
или Скорей-всего-мы-просто-бредим,
или Пришли-сигнал-одним-звонком,
или Давай-куда-нибудь-уедем.
А
