машину, которую вы какого-то воскресили после…
Осекся. Нужно взять себя в руки.
– А зачем тебе в сеть, если так? – спросил Лапша.
Опять гляделки.
– Лапша, ты все прекрасно понимаешь. Или что? Удалили травмирующие воспоминания, сидишь на окситоцине?
Но тут вдруг что-то случилось. Лапша и с места не сдвинулся, не шелохнулся даже, но Фридман знал, на что способен старый приятель. Людей вокруг размыло: они превратились в шевелящееся и что-то бормочущее месиво из теней.
– У тебя есть сорок секунд, чтобы убраться отсюда, брат. Если помехи продлятся дольше, мне конец. Я активирую тебе бету, откроешь меня у себя на острове, там оставлю инструкции, расскажу, где найти толковых ребят.
– Спа…
– Молчи, сказал же. Вставай и делай ноги. Большая часть старых коммуникаций поломана. Ты ее не найдешь. Она уничтожена вместе с враждебными программами Сингулярности. Но ведь не слышишь меня, да? Пробуй. Поймают – я тебя не знаю, а если уж что, то первый сдам с потрохами.
Антону встал и быстро пошел прочь.
***
Ромашка смотрит на него так, будто видит впервые и будто ей совсем не нравится то, что конкретно она сейчас видит.
Это коридор Первого логистического центра. Они девять этажей молча спускались на своих двоих. Просто взяла и пошла к лестнице. Антону пришлось сделать над собой усилие, чтобы последовать за ней без споров. Будем спускаться пятьдесят, сто пролетов? Зачем?
В этом коридоре светло и приятно пахнет. Людей нет; на самом деле их уже нет не только здесь. Город рассыпается, милая, дурацкая Лана, людям больше не нужен город и ты это знаешь не хуже меня. Остатки системы, змеи, пожирающие сами себя, из последних сил делают вид, что… что? Тсс. Об этом не говорят. Мы с тобой тоже не говорим. Не говорим – и правильно делаем. У нас все в порядке. Экономика который год показывает небывалый рост.
Никому нет дела ни до каких прав.
Фридман смотрит на Ромашку и ругает себя за то, что все-таки нарушил тишину.
– Что ты сказал?
В голосе металл. Он не уйдет, не сдвинется с места, пока не получит ответ.
– Ну прекрати, малыш, пойдем.
– Что. Ты. Сказал.
– Ты сама все прекрасно понимаешь…
– Нет, не понимаю. Повтори.
– С кем и зачем ты собралась бороться? Головой подумай, пожалуйста, а не…
– А не?..
Изгибает бровь. Глаза сухие и страшные.
– Договори. Головой, а не…
– Света.
– Чем я обычно думаю, Антон?
Фридман злится. Ему неприятно. Это же ясно – чиновники просто стараются показать, что еще зачем-то нужны. Как могут, так и пытаются. Все эти новые поправки на самом деле не стоят и выеденного яйца, ничего не будет работать и никто никого не притесняет. Все самые важные решения уже приняты. Но поди объясни этому воину за социальную справедливость, что война давно закончилась. А с другой стороны…
