и заправленная в них ветхая сорочка – вот и все его одеяние. Оно непременно рваное или, в самом крайней случае, состоит из разрозненных, дурно сочетающихся между собой предметов. Можно ли при такой свободе не посвящать жизнь забавам? Парижский мальчишка только и делает, что играет; до пятнадцати лет все его существование – это сплошные развлечения. Можно ли сравнить это прекрасное детство, столь насыщенное и столь разнообразное, с тем существованием, какое, мой читатель, ведут ваши дети? Парижскому мальчишке не нужно с утра до вечера быть застегнутым на все пуговицы; ему не нужно выслушивать наставления ливрейного тирана, который на каждом шагу одергивает его: «Сударь, вы запачкаетесь! Сударь, не нужно играть в песке! Сударь, вы порвете штанину!» – А сударю так хотелось забраться на песчаную кучу, и он не может уйти от нее без слез. – «Что за скверный мальчишка! – вскрикивают няньки, которым пришлось прервать увлекательную беседу. – По уши в грязи, негодник!» – а мальчишка вновь заливается слезами. И все по вашей вине; зачем вы сковываете это существо, которое так жаждет самостоятельности?61 Пригрозите вашему ребенку, что он станет оборванцем; держу пари, что это приведет его в отчаяние, даже если ему еще не исполнилось трех лет. И это тоже по вашей вине; ваша скупость уже взрастила в нем гордыню; ибо если этот бедный маленький человечек, играя в солдаты, порвет свою курточку, сшитую из чересчур тонкой ткани, вы приметесь его бранить, вы рассердитесь на него сильнее, чем на взрослого; ребенок не поймет причин вашего гнева, но я-то вас хорошо понимаю и для многих других тут тоже нет загадки: вам придется покупать ему новое платье, и самолюбие ваше спорит с вашим кошельком. Другое дело парижский мальчишка: если даже однажды, один-единственный раз в его мальчишеской жизни, ему достанется новое платье, перешитое каким-то чудом из старого редингота его отца, и он его порвет, – что ж! ему скажут: «Тогда ходи оборванцем». И он в самом деле будет ходить оборванцем. Парижскому мальчишке на это наплевать, ведь ему на роду написано щеголять в лохмотьях. Это его судьба, ведь месяцем позже его платье все равно изорвется; неужели же он лишит себя удовольствия ради того, чтобы отсрочить этот неминуемый финал? неужели из-за такой малости он не станет взбираться на деревья, окаймляющие бульвар? Конечно, нет! и он совершенно прав. Зачем ему новое платье? чтобы любоваться собой в зеркалах кофеен, порога которых он не переступает? и ради этого он станет стеснять себя?! Парижский мальчишка слишком большой философ для того, чтобы пожертвовать минутой счастья ради наслаждения столь суетного. Он играет на улице. Наряд его не дает ему доступа в места ваших прогулок; да и что бы он стал там делать? Ничего! Ему нужны товарищи, которые были бы ему ровней; среди них он дышит полной грудью, принадлежит самому себе! И тем не менее бывали времена, когда он царствовал в ваших нарядных садах; когда власть принадлежала народу, парижский мальчишка пользовался прерогативами наследника престола.
Вы,
В этой связи мне на память пришел один анекдот, который, полагаю, будет очень кстати поместить здесь. В первый день нового 1806 года мать юного принца Луи, приемного наследника наполеоновского престола, государыня, мастерски владеющая искусством очаровывать всех, кто ее окружает, а главное, добрая, внимательная, предупредительная по отношению собственному сыну, пообещала подарить ему на новый год все, что он захочет. «Ах, прошу тебя, маменька, – отвечал мальчик, глядя на огромные лужи, образовавшиеся в амстердамском парке после вчерашнего дождя, – прошу тебе, позволь мне немного поиграть в грязи!» (
