решительная, – заметил Жаров. – Ходят слухи, что у неё есть непопулярные принципы. Мне она умудрилась задать вопрос, плачу ли я «белую» зарплату своим сотрудникам – и это, когда все гости, включая меня, уже расслабились и пришли в самое благостное расположение духа.
Подул лёгкий ветерок; послеполуденная жара всё-таки втиснулась на кухню, одолев жар духовки, чьи силы были уже на исходе. Ветер донёс голоса соседей с северо-восточной стороны дома: резкий женский голос и притихший голос мужчины.
– А что же зеркала? – полюбопытствовала Воронова, она рассматривала на свет свой бокал с вином, водила рукой туда-сюда, пытаясь поймать несуществующий солнечный луч – солнце было в другой стороне, – отчего она не поинтересовалась твоими «Волшебными стёклами»?
Уплетавший пирог Константин отложил вилку, откинулся на спинку стула и отвернулся, глядя в распахнутое окно.
– Я и не настаивал. Ледневская и её муж – люди состоятельные и способные ценить искусство, – заговорил он после некоторой паузы. – Мария Александровна любит вмешиваться и помогать – не только в силу положения, но и по зову души. А распознать, вмешивается она или помогает, не всегда удаётся, – улыбнулся Жаров. – Впрочем, как и распознать зов её души. Моему искусству внимание таких людей, как Мария Александровна, сулит многое. Включая то, чего хотелось бы избежать, – добавил он и потянулся за салфеткой.
Воронова промолчала. По какой-то причине она никогда не спрашивала Константина, как получилось, что стёкла у него «волшебные», и из чего, собственно, эта «волшебность» состоит; Жаров был ей за это признателен.
Знакомы они были давно, ещё по Москве – их отцы водили дружбу, дети время от времени встречались на семейных праздниках, не замечая друг друга. Константин был младше Агнии на три года, характер имел живой и любезный, голос – негромкий и высокий. Друзья по школе и университету его любили и были готовы следовать за его воображением: строить пирамиду на даче, отыскивать тайные линии московского метро, издавать журнал о мало кому известных физико-математических опытах, устраиваемых учёными-бонапартистами (два путешествия в Лион, Тулузу, Гренобль, Монбельяр, Франш-Контэ и Сольферино1, четыре выпуска журнала на особой состаренной бумаге – всего пятьдесят два экземпляра). Но круг друзей был невелик – Жаров был застенчив и предпочитал вдохновлять и делиться идеями с глазу на глаз.
Стремительные деловые успехи человека, способного краснеть при непристойных шутках, могли удивить бывших сокурсников и знакомых, строящих свою карьеру обычным образом. Серьёзным же людям, независимо от того, сводила ли их с Жаровым приятная светская беседа или деловой разговор, не стоило труда распознать идеальный дух предпринимательства – ровное белое пламя – по себе знали. Потому они легко принимали его негромкий голос, кажущийся смущённым взгляд и спешили предложить самые серьёзные должности.
Жаров
В этих городах находятся современные организации, ассоциации, движения, клубы, научные сообщества бонапартистов.
