style="font-size:15px;"> И исчез. В обеденной воцарилась тишина.
Господин Татаринов посмотрел на Андрюшку оценивающим взглядом, и вдруг улыбнулся, превратившись из чопорного владельца мануфактуры в хитрого толстяка-балагура. Убрал монокль с носу и жестом руки выгнал скрипача.
– Ну что, друг дорогой. Меня зовут Татаринов Степан Аркадьевич, я состою знатоком по искусствам при царском дворе. Ведаю всеми изображениями и резными фигурами, а также и галереей картинной. Ты был в Москве?
Андрюша без слов покрутил головой – "нет".
– Знаешь ли художников каких знаменитых, росписи или картины их по именам?
Андрюша опустил голову и снова покрутил ею.
Но Татаринов, кажется, даже оживился и хлопнул рукой по коленке.
– Так это хорошо! Значит, нет у тебя идола, коему в рот смотришь. Что молчишь?
Андрюша пожал плечами. Ему было нечего сказать послу. Но не смолчишь же нарошно?
– В гимназии рассказывали по искусству. Я не запомнил. Неинтересно было.
– Неинтересно, вот как? Хм… – задумался вдруг Степан Аркадьевич. – Что ж. Я приехал, чтобы пригласить тебя на царскую службу. Зело понравилась царю картина твоя. Хочет он тебя живописцем при дворе сделать. Будешь писать картины, царь тебе жалование какое-никакое поставит. Будут твои картины и в иных землях знать. Пойдешь на службу?
Андрюша покрутил головой опять.
Татаринова прямо-таки вышибло из довольного настроения. Он вскочил, опёрся на стол и уставился на Андрюшу.
– Малец, да что с тобой, сокол? Тебя опоили, что ли? Зелья колдовского дали? Может, угрожал тебе купец, приказал молчать? Ведь говоришь ты со мною – а будто и не говоришь вовсе! Я говорю с тобою – а словно на стену сырую кирпичную натыкаюсь! Да здесь ли ты вообще?
Андрюшка почувствовал, что к горлу поступает комок – искренни были посольские слова. Посланец царский приехал к нему, бестолочи, а он канителится здесь. Он сдержал слезу и тихо, подбирая слова, сказал:
– Огромная… Огромная благодарность батюшке царю и Вам. За то, что снизошли к холопу и столь щедро оделили его вниманием и поездкою… Но не могу я пойти на службу царскую. Есть что-то, что держит меня в городе родном, что-то, что не могу я высказать. Да и долг у меня перед благодетелем моим огромен…
Посол аж притопнул и хлопнул ладонями о дубовую столешницу.
– Андрей Порфирьевич, да не спишь ли ты? Перед кем у тебя долг – перед Армановым, который выкачивает тебя, аки штольню золотоносную, уже не первый месяц?
Андрюша смолчал, а потом поднял глаза.
– Ваше превосходительство, прошу Вас – передайте царю, что не достоин я милости его… И…
Слеза предательски выползла на щеку.
– Простите… Не могу я! – сказал Андрюша слова, которые ещё мог произнести без рыдания, встал и быстро вышел вон.
Когда
