в комнату и устроилась у пыльного окна, опершись подбородком о руку. Выбирая гвоздь, Ган взглянул на нее. «Она похожа на печального щенка, – подумал он. – Который ждет кого-то, кто никогда не придет». В тишине комнаты было слышно жужжание толстой мухи, которая тщетно пыталась пробиться сквозь окно в пятнах грязи на улицу. Девочка уныло стучала пальцем по стеклу, производя похожие звуки.
По телу Гана вдруг разлилось приятное тепло. «Хорошо было бы иметь ребенка, который тебя ждет, – подумал он. – Хорошо бы есть по утрам яичницу с ветчиной. И ремонтировать собственную дверь». Он вытер пот со своего сломанного носа, задержал взгляд на руке, испещренной шрамами, и, стиснув зубы, ручкой отвертки вбил гвоздь. «Чертов дурак!»
На лестнице послышались шаги.
– Доброе утро, – поздоровалась с ним Эльза.
Дверь вдруг распахнулась, и Ган поспешно отступил. Эльза бросилась навстречу мужу и обняла его, а потом суетливо стащила с него запыленный плащ и шляпу. Доктор Карлтон взглянул на девочку и заметно нахмурился.
Эльза приласкалась к доктору и, взяв его лицо в ладони, попыталась отвести его взгляд от ребенка. С ее губ срывались слова на родном языке, который здесь мог понять только один человек. Но в этой бессвязной речи чувствовался надрыв, а интонация казалась извиняющейся. Потом она схватила его за руку и указала на стоявшего в углу Гана.
Доктор Карлтон отвел глаза от ребенка, к нему вернулись прежние манеры.
– Простите, я вас не заметил. – Он быстро пришел в себя. – Вы ведь Ган, верно?
Ган внимательно смотрел на него:
– Верно.
Что-то с этим человеком было не так.
– Надолго в наш город?
– На несколько дней. Я здесь проездом.
– Я не заметил повозки у входа. А тот, второй человек, он не приехал с вами? – Доктор, пытаясь вспомнить имя, уставился в потолок. – Как его звали?
– Нили, – ответил Ган. – Он умер.
– Мне очень жаль. – За этим высказыванием не чувствовалось никаких эмоций – просто набор слов. Доктор снова уставился в потолок. – Мне нужно привести себя в порядок. Ночь была тяжелая. – Он прошел мимо Гана и стал подниматься по скрипучим ступеням.
Ган старался занять руки чем только мог. Ко второй половине дня все двери и окна легко и бесшумно открывались на очищенных от пыли петлях, поленница была переложена ровными рядами, а дырка в сетке на двери веранды надежно затянута проволокой. Его желто-коричневая рубашка стала темной от пота, но останавливаться он не хотел. Даже миг простоя приводил к тому, что у него начинали дрожать пальцы.
Мирабель постучала в оконное стекло:
– Уходите уже с жары, пора перекусить.
Ган осмотрел зашитую сетку и вошел в дверь, которую открыла для него Мирабель.
– И не выходите больше работать на улицу! А то я рядом с вами чувствую себя жуткой лентяйкой, клянусь! – проворчала она. – Ничего себе отпуск у человека.
Доктор Карлтон сидел за сервированным столом в напряженной
