в запале почти кричала. Те, кто еще оставался в классе – заоглядавались. Хорошо, что Миранда ушла, пронеслось у Фимки в голове. А Васька, Васька уставился! Удивленно таращилась Кирюхина.
– Ленка, ты что… с этим… встречаешься?
Фимка почувствовала, как качнулся под ногами пол. Красное лицо Ветошкиной покраснело еще больше, капельки слюны застыли в уголках рта, жирно блестел нос… Видеть это лицо, широкое, плоское, с прыщиками на подбородке, было невыносимо. Чувствуя – еще минута и она или разревется на виду у всех, или вцепится в редкие Алькины волосы, Фимка круто развернулась и выбежала из кабинета физики. Без единой мысли, с грубым, жгучим комом в горле, слетела по лестнице со второго этажа, быстро оделась в раздевалке, застегнула кое-как непослушными пальцами пуговицы и оказалась на улице. Ноги сами несли ее куда-то вниз по тропинке к заливу.
Шлепнувшись на крутом спуске, Фимка как будто опомнилась, приостановилась – портфель оставила, книги. Но тут же заскользила дальше. Ну и пусть! Пусть! Как они пялились на нее! Как слушали, разинув рты, это гнусное вранье! Как будто не знают что такое Ветошкина! Пусть и живут с этой гнусной сплетницей рядом, а она никогда не вернется в этот класс, в эту школу!
Залив был покрыт плотным бугристым панцирем, прорезанным у берега широкими и глубокими трещинами, полузасыпанными плотным хрустящим снегом. Узкая тропа вела на противоположный берег, где темнел еловый лес, и откуда слышался далекий и слабый рык тракторов. Там строил дорогу отец. Восемьдесят километров, отделяющих поселок от железнодорожной станции. Трасса через болота и густую чащобу. Эх, папка, папка! Мало, что ли, строят по стране дорог? Обязательно надо было забраться сюда, в самую глушь! Зимой самолетом только и выберешься, если только, само собой, погода летная. Бывает, почву разносят раз в десять дней. И одна – единственная школа, даже перевестись некуда. И десятый класс один. Только Фимка туда не вернется. Так и скажет матери! Пусть что хотят с ней делают – не вернется. К бабушке уедет! А что? Ведь взрослый человек уже, паспорт имеет – пусть попробуют не отпустить!
Но Ветошкина! Откуда в человеке берется столько дряни?
Дневные сумерки сгустились до ночной темени, когда Фимка вернулась домой. Спотыкаясь от усталости, поднялась на второй этаж, ковырнула ключом замок. Наверное, уже не меньше шести – того и гляди явится с работы мать. И если Лиль ей позвонила… впрочем, какая разница. Фимка и сама все расскажет. И твердо будет стоять на своем – в школу она не вернется.
– Лен…
На площадке между вторым и третьим этажами, на подоконнике сидел Васька. Рядом валялся Фимкин портфель. Спасибо, принес. Фимка подождала, пока портфель оказался радом, протянула вялую руку: давай.
– Зайти-то можно? – поинтересовался Васька.
– В другой раз.
– Ну, подожди. Мне нужно тебе что-то сказать.
– В другой раз и скажешь, – Фимка зашла в прихожую и попыталась захлопнуть дверь.
Поговорить! Дудки! Хватит разговоров – сплетен не оберешься. Наверное, будет уговаривать простить Ветошкину. Или выспрашивать… Нет, она для себя уже все решила. И говорить больше не о чем. И совсем нет сил.
