сказал он, протянул мне руку и на мгновение задумался… Улыбнулся и повторил твердо:
– Юрий.
Как я понял, он размышлял, надо ли мне представиться с отчеством. Это было, в первую очередь, обусловлено разницей в возрасте. На мой взгляд, она составляла пятнадцать–двадцать лет. Во вторую очередь, даже с первых секунд нашего контакта было понятно, что за его спиной десятки лет руководящей работы. Это отражалось во взгляде, осанке и даже в том, как произнесено имя Юрий. Четко, внятно, с достоинством.
По моим прикидкам соседу было около восьмидесяти лет, чуть больше или чуть меньше.
Следом за Юрием в палату вошла молодая женщина в белом халате и представилась моим лечащим врачом. Маленькая, стройная, с короткой стрижкой темных, густых волос.
Ее первыми рекомендациями для меня были: неделю лежать, садиться на кровати три раза в день на пятнадцать-двадцать минут. Получается, что мои основные картинки пока, это: белый потолок и желтые стены.
К моему соседу она обратилась по имени и отчеству. Разговаривала с уважением, и явно не только из почтения к его возрасту. Создавалось впечатление, что он здесь свой человек.
После ухода из палаты врача и на основе первого короткого общения я подумал, что Юрий во многих местах свой человек. Такое впечатление он создавал. И еще: стало ясно, что Юрий, белый потолок и желтые стены – мое окружение на ближайшую неделю.
Поначалу нельзя было сказать, что Юрий активный собеседник. Но и замкнутым его нельзя было назвать. Говорил он неторопливо, взвешенно. На первой стадии наше общение носило ознакомительный характер: откуда родом, специальность по ВУЗу, где учился и прочее.
Как правило, не надо много времени, чтобы разобраться, интересен тебе собеседник или нет, вызывает он симпатию или антипатию. Тем более важно сойтись в оценках друг друга, когда общение вынужденное, нет возможности выбора собеседника. Потихоньку, полегоньку мы начали говорить о детях, их предпочтениях и пристрастиях. А это уже личное. Мы пришли к определенному уровню доверия. В этом случае темы для разговора приходят сами по себе, их не надо выдумывать.
– А учился я в Москве, – вспоминает с улыбкой Юрий, – какая у нас была студенческая столовая! Так вкусно можно было поесть или в ней, или дома. Все натуральное: сметана – значит сметана, хлеб вместо торта с чаем можно было есть. Тогда только–только начинали готовить люля–кебаб. Сережа, это был настоящий люля, за уши не оттянешь! Сочный, душистый, вкусный.
– А сходишь в магазин за колбаской…, – продолжал он, – так это была колбаса! Из мяса, без сои и ароматизаторов. Она сама по себе была ароматная.
– Да, – соглашаюсь я, – это времечко краешком пролетело по моей судьбе. Вспоминается жизнь в Питере с лета 78-го по лето 79-го года. Жена не работала, жили на мои сто восемьдесят рублей в месяц. Снимали однокомнатную квартиру, ходили по выставкам, музеям и театрам. Незваных гостей не боялись. Пришел народ к нам в гости, я сбегал в магазин – на столе все есть. И вкусно, и доступно по цене.
Помолчали. Каждый вспоминал свое.
– В семядесятые
