преподаватели геометрии и капитан Варенников, пытавшийся вбить в его занятую Бог знает чем голову начала военной топографии), поставил на пути ещё не зажжённого света согнутую карту (трефовую девятку; впрочем, от этого вообще ничто не зависело, и лишь из эстетства некоторые – где они теперь, эти люди? – пользовались специально изготовленными картами несуществующих мастей или вообще безмастными), взял на плечо рюкзак, кивнул Гусару: за мной, – и поднёс зажигалку к свечке. Откинул крышку (фирменный щелчок, за который немало уплочено), крутнул колёсико… Оно выпало и шустро укатилось под стол.
– Подлецы вы, господа Зиппо, – сказал он. – «Зиппо» – это зажигалка на всю жизнь[77]… Впрочем, откуда вам было знать, что покупатель протянет так долго? Гусар, у нас ещё остались спички?
Спички, разумеется, ещё остались.
Свечка занялась тем сиреневатым светом, от которого становится лишь темнее. Так светятся огоньки на болотах и верхушки мачт в бурю. На стену легла чёрная глубокая прямоугольная тень. Николай Степанович сосчитал до трёх, сказал:
– Идём.
И они вошли в эту тень, которая вскоре сомкнулась за ними.
Тот, кого публика знала как Альберта Донателло, непревзойдённого метателя ножей и томагавков, а друзья и женщины – как Коминта, был на самом деле Серёжей Штарком, поздним сыном Алексея Герасимовича Штарка, того самого чекиста, похожего на профессора, с которым Николай Степанович столкнулся в первый день своей второй жизни. После неизбежной гибели чекиста в пламени им же раздутой искры Серёжу поместили в печально знаменитый детдом «Косари» под Новгородом. Там его – Серёжу – переименовали, присвоили гнусную фамилию Цыпко (её носил кобель-завхоз, собственных детей иметь не способный, но род желавший продолжить). Продолжателей рода он пищей не баловал, поскольку был сторонником радикально-спартанских методов воспитания, а Тарпейской скалы[78] в окрестностях не было. Когда в результате этих методов Серёжа-Коминт остался один, детдом волей-неволей пришлось закрыть, а несуществующих уже воспитанников рассредоточить по другим детским и дошкольным учреждениям. Так Коминт Иванович Цыпко оказался питомцем тридцати четырёх детских домов одновременно. Фактически же он не доехал ни до одного. Никуда не доехал и сопровождавший его завхоз Цыпко…
Дважды сиротку как-то незаметно подобрали цирковые. Умение малыша обращаться с колюще-режущими предметами и недетская основательность в жизненных вопросах восхитили видавших виды артистов. Пожилая чета Донателло (в миру – Сидоровичи), всю жизнь работавшая ножи и томагавки, усыновила его. Но фамилию Цыпко он зачем-то попросил ему оставить.
Началась самая светлая пора в его жизни – цирковое ученье. Коминту было достаточно представить стоящими перед собой кого-нибудь из тех мордастых ребят, которые приходили сначала за отцом, потом за матерью с бабушкой, а потом и за ним, чтобы нож или томагавк ложился точно в цель.
Когда Советский Союз, верный союзническим
Прославленная американская зажигалка с ветрозащитой. Действительно долговечная и надёжная.
Западная оконечность Капитолийского холма в древнем Риме. Была местом позорной казни.
