швыряла ему посулы и обещания резко, как оплеухи, и ясно видела, что архиепископ ошарашен ими ничуть не менее, чем был бы ошарашен оплеухами. Он не верил ей и судорожно искал подвох – но не был готов к нему, потому не мог скрыть замешательства и отвергнуть предложение королевы немедля. Тем более что много ли она просила взамен? Всего лишь отсрочку. Если дела и вправду обстояли так, как описывало только что сожженное ею письмо, то любая отсрочка теперь ничего не меняла, и де Рамболь это знал.
– Мадам, вы предлагаете мне подкуп? – пробормотал наконец епископ, неуверенно скосив глаз на Тибо Шампанского, в потрясении глядевшего на Бланку, лишь полчаса назад готовую скорее лечь костьми, чем сдаться на милость пэров.
– Подкуп? Вы вынуждаете меня осквернять дом, принявший короля, повторяя подобные слова, мессир. Я говорю лишь о признательности за снисхождение, проявленное к загнанной в угол женщине, – Бланка сверкнула своими жгучими чёрными очами кастильянки, позволив гневному отчаянию на краткий миг отразиться в её лице. – Быть может, я не слишком умна для регентства, мессир, но не настолько глупа, чтобы не сознавать, что снисхождение к слабым женщинам, как и всё прочее в нашем греховном мире, имеет цену.
Лицо епископа стало ещё нерешительнее, и Бланка поняла, что он на грани того, чтобы принять её предложение. О Пресвятая Дева, только пусть Тибо сейчас не раскрывает рта… Бланка молчала мгновение, потом шагнула вперёд и опустилась перед прелатом на одно колено.
– Благословите, святой отец, – прошептала она со смертельной усталостью, которую ей даже не понадобилось играть. Ах, как славно было дать выход смятению и горю, державшим её в плену вот уже долгие месяцы, как славно было ощутить на темени сухощавую руку епископа и услышать, как он бормочет над её склонённым челом слова канонического благословения. Когда он смолк, Бланка порывисто схватила его руку и прижалась губами к епископскому перстню.
– Господь поможет вам, дитя, – растроганно проговорил де Рамболь, и Бланка поднялась с колен.
Тибо смотрел на них в полном молчании. Слава Богу, от потрясения он лишился языка.
– Так что я могу передать пэрам, ваше величество?
– Передайте, – Бланка отвела взгляд, голос её был ровным и отрешённым, – что до Пасхи король Людовик войдёт в Париж.
Покидая комнату, в которой происходила аудиенция, епископ Тулузский стал моложе лет на пять и выше не менее чем на дюйм. Когда дверь закрылась за ним, Бланка села в кресло и, подозвав чёрную гончую, забытую графом Шампанским, ласково погладила её между ушами.
– Тибо, не смотрите на меня так, – поморщилась она, когда граф наконец оторвал сверлящий взгляд от двери, за которой скрылся де Рамболь, и вперил его в королеву. – Мне начинает казаться, будто вы меня не одобряете, а это дурно, хоть мы сейчас и одни.
– Одобряю вас? – просвистел Тибо; его грудь тяжело вздымалась под кружевом сорочки, открытой в вырезе
