видов. Главный корпус тонул в чаще зимнего сада, многократно более роскошного, чем летний, как экскурсионный теплоход в тропической гавани из белых джунглей. О создателе университетского сада и через много лет после его (чего?) трезвонили чуть ли не в каждом номере университетской газетки. При чтении Юрик пропускал эти скучные заметки. А теперь подумал с незнакомым чувством благодарности к вроде постороннему прошлому: «Вот жил человек и создал такую красоту!».
На тропинке сказочного леса стояли два человека: маленькая старушка в кокетливой шапочке и белом пушистом платке под ней и высокий, прямой, с тростью старик в серой полковничьей папахе. Лица у них были одинаково белыми, без кровинки. Они не спеша любовались на покрытый белым прозрачным облаком сад, как японцы на цветущую сакуру. Медленно переходили с одного места на другое, меняя точки обзора.
Рифкат остановился. Проковырял в замёрзших очках дырочку, которая тут стала затягиваться белой плёнкой.
– Знаешь, что-то щёки сильно обмерзают. Кстати, ты тоже потри, у тебя кончик носа белый, – развернулся и пошёл назад.
Спускаться на Московский тракт по обледенелым ступеням восьмиметровой деревянной лесенки было опасно: запросто можно сломать ногу, если оступишься или поскользнёшься, поэтому Юрик взял картонку и съехал вниз по ледяной трассе, которую раскатала местная детвора. Внизу ощутил, что у него немеют сразу и нос, и щёки. Хорошо, что уши у шапки накрепко завязаны. Однако теперь обратно пути нет, надо добежать. Наверное, раздевалка на стадионе открыта. Там тепло, можно будет отогреться.
На стадионе Стальной Конь ремонтировал каток мокрым снегом и горячим кипятком из лейки. Мороз старику нипочем. Велосипед стоит рядом, погрузив колеса в сугроб. По заснеженному полю носился, жонглируя мячиком, одинокий человек, завзятый футболист Бобби. Юрик не стал ему кричать, не до того уже, стремглав заскочил в раздевалку, скинув перчатки, и принялся растирать потерявшее чувствительность лицо.
Ему показалось, что и в помещении страшно холодно, несмотря на пар, поднимавшийся над ведрами с горячей водой, которую нагревали кипятильниками для полива катка. Весь костюм мигом отсырел.
Пар начал быстро проникать к телу через влажную одежду, и он, сев на лавочку, смог стянуть смёрзшуюся обувку. Кеды застыли в камень, резиновая подошва абсолютно не гнулась.
Пальцы ног и ступни, оказывается, замерзли более всего, они просто окаменели, а когда начали отходить, он чуть не завыл от боли, подпрыгивая на низкой скамеечке. Мучения продолжались недолго, но за эти минуты успел попрыгать по всей скамье для раздевания, занимавшей пространство от стены до стены, и в сердцах порвать тесёмку на шапке, которая завязалась узлом и не желала поддаваться малоподвижным пальцам. Теперь две связанные в одну тугим узлом тесёмки болтались на левом ухе шапки. Разозлившись, Юрик оторвал их окончательно. Блаженное тепло проникло
