Когда осознал это после нескольких неудачных попыток, окончившихся падением почти с середины, то есть с высоты пяти метров, без колебания принялся расшнуровывать странно белыми пальцами, снял, отбросил в сторону и полез наверх по сугробу рядом с лестницей в одних шерстяных носках.
Все происходящее уже казалось ему нереальным бредом. Такое просто невозможно в обычной жизни. Он не чувствует рук, не чувствует ступней. Что теперь, замерзнет в университетской роще, не добежав каких-нибудь трехсот метров до спасительного общежития? Нет, так ведь не бывает? Почему не бывает? С дураками все бывает, даже невозможное возможно.
Тут его осенило: а вдруг главный корпус открыт, несмотря на воскресенье? Это последний шанс, надо пробовать спастись. На изморози каменного крыльца не значилось отпечатка ничьих ног, значит никто еще не входил внутрь. Чуть не плача от отчаяния он потянул массивную ручку огромной двери. Она страшно скрипнула, но все же открылась.
Стуча обледеневшими носками, как копытами, Юрик заскочил в неотапливаемое помещение, отворил следующие двери, а там почти сразу натолкнулся на бабку в форменном черном кителе охранницы, не сходившемся на животе, замотанную в шаль:
– Вы куда, молодой человек? – спросила она тревожно.
Он лишь прыгал по кафельному полу, не в силах говорить. Старуха перепугалась.
– Уходи, уходи давай, а то враз милицию вызовем. Или в кутузку захотел?
– Коституция… – прорвалось из смёрзшихся, потресканных губ, вместе с капельками крови.
– Чиво?
– Пробег… в честь Дня Конституции… Замерз… Можно погреюсь?
– С ума сошли! В такой мороз какая вам ещё Конституция? В такую погоду печка в сто раз важней любой Конституции. Да ты вон садись верхом на батарею, отогревайся.
Охранница вдруг выпучила глаза, закричала благим матом:
– А пошто босиком, в одних носках! Сдурел совсем али как?
– Кеды сломались. Я в общежитие бегу. Здесь немного уже осталось.
– А куда начальство ваше смотрит? Совсем с ума посходили? Какой факультет?
– Мехмат…
– А, ну эти дураки известные…
Она обернулась наверх, где уже за лестницей сидела на стуле другая старуха, тоже в чёрной форменной тужурке.
– Николаевна, налей там чаю студенту, обморозился бедняга.
Его усадили за неудобный стульчик, налили горячего чаю в стакан с подстаканником, на котором было написано: «150 лет Бородинскому сражению». Угостили пирогами с картошкой. Ноги обмотали тряпками, завязав веревочками: «В обмотках пойдешь, мы в таких обмотках всю молодость проходили и ничего, до сих пор живы-здоровы. Уши, однако, подморозил. Ишь, напухают, как пельмени, но ничего, главное – руки-ноги в порядке. Шапку тебе завяжем, шнурки вот пришьём, как новая
