озабоченно выспрашивать: «Греко, что с тобой происходит? Почему ты перестала учиться?» Я не знала, что ей ответить, и лишь пролепетала: «Честное слово, я целыми днями занимаюсь, я стараюсь изо всех сил». Галиани выслушала меня и, ни слова не говоря, развернулась и пошла в учительскую. Я заперлась в туалете и долго плакала, жалея себя и понимая, что потеряла все, что имела: из отличницы я превратилась в двоечницу; Антонио, которого я давно хотела бросить, бросил меня сам, и мне его уже не хватало; Лила, став синьорой Карраччи, изменилась так, что я ее уже не узнавала. У меня разболелась голова, и я пошла домой, думая о Лиле и о том, что она меня использовала, ну да, просто использовала, чтобы подразнить Солара, отомстить мужу и показать мне его в самом неприглядном виде. Я шла и думала: как она могла так сильно измениться, неужели она теперь ничем не лучше Джильолы?
Но дома меня ждал сюрприз. Мать вопреки обыкновению не набросилась на меня с упреками: где так долго шлялась, небось опять бегала к своему Антонио, почему не сделала то-то и то-то…
– Заходил Стефано, – почти ласково сказала она. – Спрашивал, не сможешь ли ты сходить с ним к портнихе на Реттифило.
Я даже не сразу поняла, о чем она. Может, у меня от усталости и огорчений совсем мозг отключился? Стефано? Стефано Карраччи? Просит меня сходить с ним к портнихе?
– А что ж он с женой не идет? – рассмеялся из соседней комнаты отец. Он остался дома, якобы по болезни, но на самом деле сидел и разбирал какие-то свои запутанные записи. – Чем они там с ней занимаются? В карты играют?
Мать досадливо махнула рукой. Наверно, Лина занята, ответила она, а нам надо быть полюбезнее с Карраччи, и ей непонятно, почему кое-кто вечно чем-то недоволен. На самом деле отец был очень даже доволен: дружба с Карраччи означала долгосрочный кредит в колбасной лавке. Просто ему нравилось блеснуть остроумием. С недавних пор излюбленной темой его шуточек стала импотенция Стефано. Когда мы сидели за столом, он мог вдруг ни с того ни с сего спросить: «Интересно, что эти Карраччи по вечерам делают? Неужели только в телевизор пялятся?» – и заходился смехом. Намек был более чем прозрачный: если Лила до сих пор не забеременела, очевидно, что-то не так со Стефано. Мать, у которой по этим вопросам было с отцом полное взаимопонимание, вроде бы пыталась его урезонить: «Так рано еще, куда ты торопишься?» Но я видела, что ее тоже веселит мысль, что колбасник Карраччи со всем своим богатством беспомощен в постели.
Ужин уже стоял на столе, ждали только меня. Отец уселся на свое место и, игриво подмигнув матери, с притворной озабоченностью в голосе сказал:
– Не помню, говорил я тебе или нет: что-то я сегодня устал, может, в карты поиграем?
– Нет, не говорил. Ты вообще безответственный.
– А ты хочешь, чтобы я стал ответственным?
– Не помешало бы. Но в меру, в меру.
– Ну ладно, с сегодняшнего дня обещаю стать ответственным. Как Карраччи.
– Я сказала: в меру.
Как
