действовавшая одновременно и на мозг, и на кровь.
Другая половина квартиры принадлежала Бен-Жоелю и Мануэлю и состояла из крошечной комнатки-чердака, освещенной окошком, проделанным в потолке; она отделялась от комнаты Зиллы узким коридором.
По приглашению Бен-Жоеля Сирано вошел в комнату Зиллы и, усевшись на стуле, стал с любопытством осматривать оригинальную обстановку.
Где-то вдали пробило одиннадцать часов. Скоро послышались шаги, и в дверях появился Мануэль. Увидав гостя, он в изумлении невольно остановился на пороге.
– Вас удивляет мое присутствие здесь? – спросил Сирано.
– Конечно, сударь, я не знал, что у вас дела с Бен-Жоелем.
– Дело не в Бен-Жоеле, а в вас.
– Во мне?
– Да, именно в вас! Нам с вами надо поговорить кое о чем серьезном, – продолжал Сирано, и его лицо приняло вдруг то же серьезное выражение, какое у него появилось после ужина в Сен-Сернине. Между тем Бен-Жоэль, стоя у окна, с величайшим интересом присматривался к Сирано.
– Оставьте нас одних! – проговорил последний, указывая ему на дверь.
Цыган, молча поклонившись, вышел из комнаты. «Ищи, выслеживай, выспрашивай, сколько твоей душе угодно, – пробормотал он за дверями, – все равно без меня ты ничего не добьешься, а уж я постараюсь сторицей отплатить тебе за побои; кровью или золотом, а уж ты мне заплатишь за них!»
Заперев дверь за цыганом и отодвинув свой стул возможно дальше, то есть к самому окну, Сирано сказал серьезным тоном:
– Садитесь, пожалуйста.
Молодой человек послушно уселся перед Сирано.
– Я пришел сюда ради вас и для вас, – это нахожу необходимым сообщить вам сейчас же, чтобы заставить быть со мной откровенным. Согласны ли вы?
– Как сказать… это зависит…
– Отвечайте прямо, без обиняков, да или нет? – проговорил Сирано, слегка раздражаясь.
– Хорошо, я согласен отвечать вам на все откровенно.
– Ну, начнем, в добрый час! Вы влюблены в Фавентин?
– Сударь… – пробормотал Мануэль, пытаясь встать.
– Вы ее любите. Ваш вчерашний романс не был обыкновенной импровизацией. Наконец, ваши взгляды, ваше волнение говорили лучше и больше всяких слов. И граф де Лембра был прав, ревнуя к вам невесту.
– А если бы и так, что же из этого? – запальчиво спросил Мануэль, гордо закидывая свою красивую голову.
– Хорошо! Но раз вы рискнули так высоко метить, то, вероятно, у вас была какая-нибудь задняя мысль?
– Нет, я люблю ее и признаюсь в этом, но задних мыслей и замыслов у меня никаких не было.
– В таком случае, друг мой, вы просто безумец!
– Почему безумец? Я преклоняюсь перед женщиной, очаровавшей меня своей грацией и красотой. Это чувство касается лишь одного меня.
