двери закрывают, боятся ночи.
Не ночи они боятся, самих себя они боятся.
Это хозяйка моя.
Закрывает дверь в дом. Не понимаю, зачем закрывает, ночь же в дом не войдет.
– Вот от них и закрываю, хочешь, чтобы и нас туда же, как Ииииту?
Теперь я знаю её имя.
Ииииту.
А доброго вечера ей уже не пожелаю.
Жду, когда хозяйка уснет. Осторожно поднимаюсь на второй этаж, открываю дверь, чтобы пришла ночь. Потихоньку открываю ночь, запечатанную десять лет назад, я каждый год так делаю.
Погружаюсь в ночь, дивная была ночь, когда пели звезды…
…носятся над рекой чужие сны, потревоженные близким рассветом.
Стараюсь не смотреть сны чуждых – странные сны, чуждые сны, ну, какие чуждые, такие и сны.
Кровь.
Пепел.
Смерть.
И не та смерть, как бывает в конце долгой жизни, когда, что мог, совершил, и уснешь в вечную тишину, а такая смерть, которая приходит внезапно, только что не было – и вот она, настигла стремительно.
Малопонятное – ковчег.
Еще малопонятное – когда у тебя есть дом, и ты бросаешь все, и бежишь из дома, и в спешке вспоминаешь какие-то заученные правила, взять динг, динг, до кументов, не знаю, что это, он знают, я не знаю, надо у них спросить, они знают, почему до кументов брать надо, а после кументов нет. Потом какие-то воспоминания, сбивчивые, отрывистые, надо вернуться, там ноут, что такое ноут, некогда возвращаться, всё некогда, гриб над городом, гриб, какой гриб, а вот гриб над городом…
…сон обрывается.
В отчаянии стряхиваю с себя сон, никак не ожидал, что он закончится смертью.
Даже странно, – хозяин сна умер, а сон живой.
Приходит утро. Приходит осторожно, долго мнется на пороге, стесняется войти.
Спускаюсь на первый этаж пожелать хозяйке доброго утра.
Окликаю хозяйку.
Уже понимаю, что никакого доброго утра не пожелаю.
– Где она была?
Это следователь.
– Вот здесь.
Это я.
– Вы не трогали тело?
Это снова следователь.
– Нет.
Это снова я.
– Кого-нибудь подозреваете?
– Нет.
Так надо разговаривать, когда кто-то умирает. Раньше мы этого не знали. Прочитали у чуждых.
Вечером приходит будущее. Приходит осторожно, крадется по закоулкам, разливается по темноте. Ищет того, кто его увидит, кто ужаснется.
А есть чему ужасаться.
Руны, вот как это называется. Нет, не руны. Руины. Теперь я знаю – руины, это чуждые нам сказали.
Что такое пепел, мы до них знали. Что такое кости – тоже. Только не знали, что истлевши кости могут лежать на земле, присыпанные пеплом.
Что такое смерть, тоже знали. Только не знали, что смерть может ходить за тобой по пятам, лизать твои следы раздвоенным языком.
Кто-то
