что ты вытворял в молодости, – и это чистая правда, хотя сегодня мне известно об этом больше, чем вчера! Уолдо, а правду говорят, будто ты однажды выиграл пять гиней, отправив в нокаут какого-то боксера-тяжеловеса на ярмарке?
– Боже милосердный! Хотел бы я знать, откуда эта история стала известна в Йоркшире? Да, правда. Но если этот твой новый безмозглый друг восхищается именно такими глупостями, то, я надеюсь, ты разочаровал его, сказав, что все это выдумки чистой воды?
– Нет конечно; как я мог? Я всего лишь посоветовал ему самому спросить тебя об этом. Нынче вечером ему не хотелось приставать к тебе, но, полагаю, на следующей неделе, когда мы поедем в Стейплз, он наберется мужества.
– До этого – причем задолго! – я отправлю тебя восвояси, паршивец ты этакий!
– Не-ет, ты не сделаешь этого! А я поселюсь в «Короне», если ты меня выгонишь, так и знай! Подожди, пока не увидишь мисс Уайльд собственными глазами! И вот тогда ты меня поймешь!
Сэр Уолдо отшутился, но в душе его поселилась легкая тревога. В голосе Джулиана прозвучали некие восторженные нотки, которых он не замечал ранее; кроме того, его молодой кузен еще никогда не преследовал какую-либо красавицу со столь завидной настойчивостью, не обращая внимания на очевидные недостатки вроде вульгарной тетки или кузена, которого он сам окрестил «пижоном». Джулиан отнесся к нему с легким презрением, но сэр Уолдо никогда не видел, чтобы кузен поощрял авансы подхалимов или искал общества тех, кого сам же и описал бы как «полные ничтожества». Кроме того, представлялось невероятным, что он вздумает ухаживать за девушкой, будь она хоть десять раз раскрасавицей, если она происходит из породы выскочек, коих он инстинктивно избегал. В то же время ему было несвойственно стремиться лишь ни к чему не обязывающему флирту. Сэр Уолдо знал, что под его наружной жизнерадостной веселостью скрываются нравственная чистота и строгие принципы: он мог, конечно (хотя его многоопытный кузен сомневался в этом), искать развлечения в обществе девиц легкого поведения, но возбудить в какой-либо добродетельной душе надежды, оправдывать которые он не собирался, было бы противно его натуре. Раз или два Джулиан даже полагал себя влюбленным, принимаясь ухаживать за своей избранницей, но все эти романы благополучно и скоропостижно умирали вполне естественной смертью. Он никогда не волочился за замужними женщинами в циническом стиле записных повес, его юношеские увлечения были, разумеется, преходящими, но он пускался в них со всем пылом своего чистого сердца.
– Мировой судья мне понравился, между прочим. А тебе? – лениво поинтересовался Джулиан.
– Больше, чем его супруга!
– О господи, это уж точно! Претенциозна до тошноты, верно? А вот дочки у них – простые и искренние создания, хотя смотреть там решительно не на что, к сожалению! Полагаю, что самое поразительное впечатление произвела та рыжеволосая красавица, у которой братец-зубоскал, но мне больше по душе пришлась мисс Чартли и ее родители! Ни малейшей претенциозности, но… я не знаю, как выразить это!..
– Внутреннее достоинство? – предположил сэр Уолдо.
