как битые… Чисто по ошибке, конечно…
– Это что же, – Якоб зевает, – завуалированное приглашение к мошенничеству?
– Чтоб мне лучше дикие собаки голову отгрызли! Ладно, у нас тут сборище намечается. Ты можешь выметаться, – продолжает Гроте, косясь на Веха. – Сейчас благородный человек придет, ему на твою шкуру цвета дерьма смотреть обидно.
– Вех никуда не уйдет, – возражает Якоб. – И что это за «благородный человек»?
Гроте что-то послышалось; он выглядывает за дверь.
– Ах ты, пропасть, раньше времени пришли! – Он тычет пальцем на груду ящиков и приказывает Веху: – Прячься там! Господин де З., вы уж задвиньте ваши тонкие чувства насчет темнокожих братьев куда подальше. О больших деньгах речь идет!
Юноша-раб смотрит на Якоба. Якоб нехотя кивает. Вех послушно прячется за ящиками.
– Я буду, э-э… играть роль посредника между вами и…
В дверях появляются переводчик Ёнэкидзу и комендант Косуги.
Не обращая на Якоба ровным счетом никакого внимания, эти двое приглашают войти знакомого незнакомца.
Вначале порог переступают четверо молодых, стремительных и крайне грозных с виду стражников.
А вслед за ними входит и хозяин: пожилой человек шагает словно по воде.
На нем небесно-голубой плащ, голова выбрита, как у монаха, однако за поясом виднеется рукоять меча.
У него единственного из присутствующих лицо не блестит от пота.
«В каком мимолетном сне, – дивится Якоб, – мне привиделось твое лицо?»
– Господин настоятель Эномото из княжества Кёга, – объявляет Гроте. – Мой коллега, господин де Зут.
Якоб кланяется. Губы настоятеля кривятся и складываются в полуулыбку узнавания.
Он что-то говорит, обращаясь к Ёнэкидзу; этот лощеный голос прервать – немыслимо.
– Настоятель сказать, – переводит Ёнэкидзу, – он верить вам и сразу ощутить сродство, когда первый раз увидеть вас в городской управа. Сегодня он знать, что его вера быть правильный.
Настоятель Эномото просит Ёнэкидзу научить его, как по-голландски будет «сродство».
Якоб наконец-то вспоминает, где видел гостя: он сидел рядом с градоправителем Сироямой в Зале шестидесяти циновок.
Настоятель заставляет Ёнэкидзу трижды повторить имя Якоба.
– Да-дзу-то, – эхом откликается настоятель и переспрашивает уже самого Якоба: – Я правильно говорить?
– Ваша милость прекрасно произносит мое имя.
– Господин настоятель, – прибавляет Ёнэкидзу, – переводить на японский Антуана Лавуазье.
Якоб должным образом выражает почтительное восхищение.
– Возможно, ваша милость знакомы с Маринусом?
Ёнэкидзу переводит ответ:
– Настоятель
