о котором вы говорите – ничто вне контекста вашего проекта, вне вашего поведения до и после акции, вне ваших слов. Это – иллюстрация к культурологическому эссе. И это не искусство. Вот ваш проект – искусство, но словесное искусство. Другого искусства сейчас нет.
– Я не совсем понял насчёт гибели смыслов? – это Лэмб, отсевший подальше от Анастасии и уже начинавший чувствовать себя лучше.
– А вы бы могли, раздевшись догола, изображать собаку? – спросил его Упырь.
– Нет, ни за что.
– Значит, по крайней мере, один из перечисленных Гектором смыслов для вас не умер.
– Отсталость, чудовищная культурная отсталость. Убожество и косность, – издевательски пробормотал Феликс.
– А вы бы, наверное, могли, – вежливо обратился Лэмб к Голубцову, – за определённую сумму денег?
Голубцов оскорблённо молчал.
– Никто не предлагал, – сочувственно проворковал Лэмб, – и я вам говорю, что подобный жалкий хэппенинг устраивали и пятьдесят, и сто лет назад, и нет в этом ничего нового. Устраивали за деньги, перед тем или иным власть имеющим – те, кто добровольно брали на себя роль шута, можно и данные найти в архивах. Вот вы, – обратился он к Упырю, – ведь имели от этой акции определённые дивиденты?
– Могу сказать, что получил некоторую известность, и доходы мои возросли.
Я рассмеялся.
– Вот в чём разница культурологического эссе без иллюстрации и того же самого с иллюстрацией, которую предлагает Упырь. В том, что каким блестящим бы оно ни было, без иллюстрации за него вряд ли заплатят, пусть хоть десять ещё самых потрясающих смыслов деконструируются там. За иллюстрацию же этого эссе господин Упырь получил несомненную известность и некоторые средства.
– Но где же обещанные хорошие поступки? – прервала нас Анастасия. – Господа, вы отступаете от темы. Чья теперь очередь?
– В прошлом году, – начал крупье, – в зал с рулеткой ходил один человек. Он обычно появлялся вечером, где-то около восьми, и оставался до утра, покуда хватало денег. Он всегда играл очень нервно – когда не везло, бил кулаком по столу, ронял жетоны, матерился, а несколько раз даже пытался ударить меня или других работников казино. Гнал от стола блондинок и старух с бриллиантовыми колечками на пальцах, твердил, что они приносят ему неудачу. Я никогда не уважал таких неуравновешенных игроков, но постепенно привык смотреть на них, как на непослушных детей. В конце концов, мы же начинаем игру, а такие как он – они играют, это для них, и нельзя упрекать инфантильных бедолаг в том, что время от времени им хочется наброситься на нас, как на ненавистную няньку в детском саду. Ну, конечно, мы начинаем со временем узнавать постоянных клиентов, а этот мужчина был заметен своей мрачной сосредоточенностью, раздражительностью и довольно крупными проигрышами. Ему катастрофически не везло,
