разбудить рабов?
– Нет, Колон, не нужно. Боги еще во власти Морфея, поэтому людям не следует начинать никаких дел до полного восхода солнца – таков обычай.
– Господин… – Раб замялся, не зная, как повежливее спросить о том, что его интересовало.
– Да?
– Та странная госпожа, которую ты вчера привел, не беспокоила тебя ночью?
Юлий насторожился.
– Что-то случилось, Колон?
– Поздним вечером, когда я провожал ее в кубикул, она спрашивала, где твоя опочивальня.
– И что ты ответил?
Колон выпрямился.
– Благодаря недремлющему оку бдительной Минервы я не поддался на ее уговоры!
Юлий усмехнулся и похлопал его по плечу.
– Правильно сделал. Я всегда знал, что тебе можно доверять. И еще, Колон… – Он посмотрел на небо. – Через два часа разбуди меня и вели подавать завтрак.
– Госпожа будет с тобой?
Юлий только вздохнул и, ничего не ответив, быстро вышел из атрия, направившись к той маленькой спальне, в которой должна была ночевать Адель. Он осторожно отодвинул ковер и тихо вошел, словно боясь кого-то потревожить, прикрыл распахнутое окно и провел рукой по тонкому, слегка смятому покрывалу, которое тут же разгладилось от его прикосновения.
«На этом ложе никогда не спала такая необыкновенная женщина», – подумал он, и в его памяти всплыли слова Колона: «странная госпожа».
«Еще какая странная!» – невесело усмехнулся Юлий, вспоминая недавнюю встречу с Адель, беседу за ужином и разговор в перистиле. Кто эта удивительная чужестранка? Что она делает в Помпеях? Откуда в ней столь несвойственная женщинам Рима решительность, граничащая с дерзостью, это удивительное сочетание напористости и беззащитности? Он был готов сравнить Адель с безбрежным морем – то спокойным и ласковым, то бурлящим и беспощадным, – которое разливается все шире и шире, накрывая своими прозрачными волнами мужские сердца, заставляя оживать даже совсем остывшие, казалось бы, чувства…
Юлий опустил голову и прикрыл глаза рукой. Его поиски смысла жизни, сосредоточенного в воспетой поэтами любви, наткнулись на глухую стену непонимания и болезненного разочарования, и это отбило у него охоту верить Киприйской деве45 и ее земным дочерям. Встреча с Адель заставила Юлия вздрогнуть от метко пущенной стрелы крылатого бога, но он вынул из сердца коварное жало и отгородил его от козней Эроса напускным равнодушием.
Однако рана не переставала кровоточить; случайные прикосновения и манящий взгляд вызывали в его душе мучительный огонь, и стоило Адель отвернуться, как он непроизвольно пожирал глазами ее стройное тело, чувствуя себя голодным Танталом46 перед сочным плодом. Юлий видел, как девушка вошла в кубикул, и решил дождаться, пока она уснет, чтобы в свете луны и ярких звезд рассмотреть и запомнить незнакомые черты ее нежного лица, а после
Киприйская дева – Венера.
Тантал – мифический царь, обреченный богами на вечные муки: стоя по горло в воде и видя свисающие с дерева плоды, он не мог утолить жажду и голод, потому что вода уходила из-под его губ, а ветвь с плодами отклонялась.
